улыбается:
- Считай, Болдин, себя счастливчиком! Танцуй, брат, до упаду!- и поднял над головой руку с бумажкой. - Москва разрешила послать тебя на учебу. Едешь в школу 'Выстрел'!
Мне тогда казалось, что не было человека счастливее меня. Не отдавая себе отчета, я сгреб маленького Суркова в свои объятия, поднял и крепко расцеловал. Он еле вырвался, вскипел:
- За недостойное обращение со старшим начальником посажу под арест!..
Через два дня сдал полк. Тепло попрощался с боевыми друзьями-красноармейцами, с комиссаром Старорусским, начальником связи Данилиным, моим неразлучным другом и адъютантом Подборным, командиром батальона Назарьяном, со всеми, с кем делил нелегкую жизнь фронтовика.
- А на гауптвахте отсидел свой срок?- шутливо спрашивал Сурков, подавая мне на прощание руку.
- Товарищ командир бригады, еще не раз отсижу,- отвечал я.
- Это где же , в 'Выстреле'? Там сидеть каждый был бы рад. А впрочем, ладно, снимаю с тебя наказание. Только одно условие: учись хорошо. Подведешь на глаза мои не показывайся!
Я горячо поблагодарил Суркова за помощь, за все хорошее, чему он научил меня. А пензенским товарищам сообщил в письме, что еду на учебу, но обещаю по-прежнему поддерживать с ними связь. И буду всегда помнить родную партийную организацию, давшую мне путевку в большую военную жизнь.
В декабре 1921 года я покинул Курск.
Еще до первой империалистической войны офицерская стрелковая школа пользовалась в армии доброй славой. После революции на базе ее была создана Высшая стрелковая школа РККА, коротко называемая 'Выстрел'. Она стала превосходной кузницей командных кадров для молодой Красной Армии. Прямо из школы выпускники уходили на фронт, показывая хорошую выучку в боях с врагами Советской власти. Те, кому выпала честь служить в Красной Армии со дня ее основания, прекрасно помнят, какое значение тогда имела школа 'Выстрел' и что каждый из молодых командиров считал для себя счастьем попасть в число ее слушателей...
Приехав в столицу, сразу отправился в Новогиреево, где находился 'Выстрел'. Явился к начальнику школы Н. М. Филатову и был удивлен его поразительным сходством со Львом Николаевичем Толстым, каким я его видел на фотографиях. Тот же рост. Такая же белая борода, закрывавшая грудь. Очень красивые глаза - умные и проницательные, способные с первого взгляда распознать человека. Приятная улыбка озаряла лицо этого почтенного человека.
Н. М. Филатов - замечательный русский патриот. Будучи царским генералом, начальником офицерской стрелковой школы, он горячо приветствовал Октябрьскую революцию и безоговорочно посвятил свою жизнь служению Советской власти, созданию новых кадров для молодой Красной Армии.
- Здравствуйте, милейший,- сказал начальник школы, протягивая мне руку, а затем указал на стул, приглашая сесть. Я подал Филатову предписание. Он внимательно прочитал его и написал резолюцию: 'Зачислить на курс командиров полков'. - С этим документом, товарищ Болдин, прошу явиться в канцелярию. Поздравляю, отныне вы наш слушатель. Правда, малость опоздали, занятия идут уже несколько дней, придется нагонять. А воевать где приходилось?
Я подробно рассказал, на каких фронтах побывал, смущаясь, признался, что знаний у меня очень мало.
- Это пускай не огорчает вас. Для чего же мы существуем? Главное, было бы желание, а знания - дело наживное. Разрешите пожелать: в добрый путь!
Я вышел из кабинета начальника 'Выстрела' в превосходном настроении. С этого дня для меня началась новая жизнь.
В пору, когда я впервые по-настоящему взялся за учебу, мне уже было двадцать девять лет. После фронтовых будней все в школе казалось непривычным, странным: и тихие аудитории, и практические занятия в поле, и часы самостоятельной работы в библиотеке над толстыми учебниками по стрелковому делу, топографии, тактике. Трудно было привыкать к размеренному образу жизни, рассчитанному по часам и минутам. И вместе с тем все было интересно, увлекательно, так как перед нами, вчерашними фронтовиками, открывался доселе неведомый мир знаний.
Большинство преподавателей старой офицерской стрелковой школы, как и ее начальник, добровольно перешли на сторону Советской власти и составили основное педагогическое ядро 'Выстрела'.
Неизменный интерес вызывали у нас лекции самого Филатова. Это был выдающийся специалист стрелкового дела, автор превосходной книги 'Краткие сведения об основаниях стрельбы из винтовок и пулеметов', создатель знаменитой филатовской стрелковой и пулеметной линейки. Этот высокообразованный человек, обладавший замечательным даром речи, сумел привить нам любовь к стрелковому делу.
Большой популярностью пользовались лекции Энвальда по теории стрелкового дела. Отзывчивый, внимательный педагог, он всегда помогал слушателям в учебе, даже в неурочное время. А в такой помощи многие остро нуждались, так как необходимой общей подготовки не имели.
Практическими занятиями по стрельбе руководил крупный военный специалист, автор многочисленных трудов по стрелковому делу Морозов. Он нравился нам и общительностью, и демократичностью, и даже своими странностями. Например, летом на полигоне во время стрельбы Морозов снимал сапоги и оставался босиком. Однажды кто-то из слушателей в шутку заметил ему:
- Товарищ преподаватель, ведь это не по форме.
- Друг вы мой соломенный, если бы солдат на войне делал все по форме, тогда бы он только и ходил навытяжку, как аршин. Я вот снял сапоги и по травке куда быстрее и легче до мишени добегу,- ответил Морозов.- Форма делу должна помогать, а не наоборот.
Вместе с тем Морозов являл пример высокой организованности, строго следил за своим обмундированием и того же требовал от нас. Священным долгом командира он считал заботу о бойце. Этому настойчиво учил и слушателей школы.
Много лет спустя, командуя Калининским военным округом, я часто приглашал в штаб Морозова, уже глубокого, но энергичного старика. Он охотно приезжал к нам, читал командному составу гарнизона лекции, и всегда они проходили с неизменным успехом.
Все мы, выстреловцы, любили, когда к нам приходил побеседовать преподаватель Рыжковский, большой знаток строевого дела. Он часто высказывал любопытные мысли:
- Когда к началу занятий командир идет в свою роту, она уже должна быть построена. Издали он обязан определить, как выглядит строй. Если заметил непорядки, остановись на полпути, расправь на себе гимнастерку, потуже подтяни ремень, покряхти погромче, а глаз с роты не спускай. Постарайся обратить на себя внимание и этим заставь имеющих небрежный вид привести себя в надлежащий порядок. После этого еще немного покряхти, подтяни сапоги, выпрямись и четким шагом иди к роте. Сам являйся примером, тогда последователей у тебя будет много. Такого командира всегда уважают.
Оригинальной личностью среди преподавателей 'Выстрела' был специалист по топографии, кстати сказать, последний военный министр в царском правительстве, генерал Шуваев. В дни практических занятий он закатывал тридцатикилометровые походы для производства топографических съемок и шел таким быстрым шагом, что мы, годившиеся ему в сыновья, едва поспевали
Шуваев был всегда опрятен, сапоги на нем блестели как зеркало. Генерал любил подчеркнуть, что в фуражке у него хранится игла с ниткой, которой он пользуется еще с того времени, когда был главным интендантом русской армии.
Слушателей интересовала судьба Шуваева, она нам казалась романтичной, при каждом удобном случае мы расспрашивали его о жизни до революции, о встречах с царем. Как-то после очередной лекции, когда в перерыве Шуваева окружила группа слушателей, я спросил:
- А вас на Лубянку, в ЧК, никогда не приглашали, ведь вы все-таки были министром?
Шуваев спокойно разгладил свою большую белую бороду и развел руками:
- А за что меня на Лубянку? Феликс Эдмундович Дзержинский знает, кого брать. Я-то чей сын ? Солдата-сверхсрочника. А сам я кто? Солдат. Так и запомните- солдат! Думаете, я службу в царской армии с калачами начинал? Нет, братцы, дудки! Как и вы, пощечины получал от унтер-офицера...
- А самому не приходилось давать?- спросил один из слушателей
Шуваев побледнел, нервно сжал пальцы рук и в упор посмотрел на того, кто произнес эти обидные слова.
