планы. Еще часа два, под светом одинокой слабенькой лампочки временно (он на это наделся) исполняющей роль его солнца, Николай бил пятикилограммовой канистрой по штырю, приковывающему Стрыя. Канистра вся покрылась вмятинами, но дело свое сделала, штырь вышел и брякнулся на пол. Стрый только вяло порадовался, а потом они распили измятый сосуд, в честь близкого освобождения. Монстр явился еще раз часов через пять. Мрачнее прежнего, и теперь с едой в алюминиевой грязноватой миске. Остановился, занеся руку, видно тоже хотел швырнуть на пол, но сдержался, аккуратно поставил и вид у него был на удивление удрученный. Лохматые уши повисли как у побитой дворняги. Пиночет не разглядел, есть ли у их пленителя хвост, но если он был, то наверняка сейчас находился в поджатом состоянии. Не глядя на напарников он ушел. Есть впрочем оказалось нельзя - их добрый тюремщик приволок в своей миске огромный багрово кровавый кусок мяса с ослепительно белой костью. Кусок был больно подозрительный по форме, толи от собаки, толи мохнач добрался уже и до представителей хомо сапиенс. Но и приняв такую версию Пиночет не испугался. Он верил, их спасут. И на протяжении трех дней охранник появлялся два раза, все более поникшим, и даже, временами испуганным к вящей радости Пиночета. Никаких больше ухмылок, никаких обещание зарезать. Но мохнатую тварь давили сверху, это было понятно. -Терпи Стрый, - сказал Николай после последнего посещения, - нам, кажется немного осталось. -Что, - мрачно отозвался тот, - съест он нас? -Да нет, дурила. Спасемся мы, ты не видишь, что ли сник этот зверь, стухся. А все потому что важные мы птицы, и есть нас нельзя. А на следующий день охранник чуть не доказал обратное. Доселе, его визиты были более или менее в одно время, в этот же раз он заявился ранним утром, когда пленники еще спасли, каждый видя свой сон, из которого их вырвала нещадно грохнувшая дверь. Пока они продирала глаза, мохнатый охранник уже вломился в комнату. Был он ужасен, старый камуфляж сполз с него и болтался лишь кое-где лохмотьями, но он был уже и не нужен - шерсть вполне уже заменяла одежду. Пасть зверя была приоткрыла и обильно пускала желтоватую пену, глаза были красны, воспалены и безумны. А в руках он снова держал пилу и искал корявым пальцем кнопку запуска. Палец дрожал, как и вся мохнатая лапа. -АААРГХ!!! - взревел монстр и в замкнутом крохотном помещении это прозвучало оглушающе, потом его повело в сторону и он ударился плечом о кирпичную кладку. Пасть охранника широко раскрылась и с мощным чихом извергла полведра липких слюней. Он ошеломленно распахнул глаза, вытаращившись в пустоту. И если бы не абсолютно потусторонняя сущность происходящего. Пиночет мог бы поклясться, что зверюгу ломает. -Они... - сказал охранник с усилием, - они хотели... чтобы я не трогал... Хотели не дать МНЕ!!! Но я... не поддамся. -Стрый, выдирай штырек! - паническим шепотом выдал Николай. Стрый выдрал, слишком усердно и во все стороны полетела мелкая цементная крошка. -МЕНЯ НИКТО НЕ ЗАСТАВЛЯЕТ!!! - заорал охранник истерически и дико и попал все же по кнопке. Пила завелась, но криков его заглушить не могла. С видимым усилием подняв зубчатый агрегат мохнатый хранитель покоя бывшей фирмы с ревом попер вперед, целясь более менее в сторону Пиночета. При этом мутанта так раскачивало, что у него явно были шансы не дойти. -НИКТО НЕ ЗАСТАВИТ! - вещал этот волколак, а потом гневно заорал, когда Николай выскользнул из-под самой пилы и кинулся в сторону. Электропила достигла стены и попробовала пройти дальше, движок визжал истерически в воздух взвивались обломки кирпича. Чуть в стороне Стрый смотрел на творящееся с достойной памятника тупостью на лице. Охранника трясло, трясло и пилу, зубья дребезжали и вгрызались в кирпичную кладку. -Туда! Туда! - кричал Пиночет - указывая на открытую дверь, но тут мохнатый выдрал свое оружие из стены и в мощном замахе стал разворачиваться, стремясь зацепить кричавшего. И почти зацепил, если бы вновь не погас свет. Лампочка под потолком отчетливо щелкнула, это было слышно даже сквозь царившую в подвальчике какофонию звука. По нити накаливая прошла судорога и она на секунду зажглась вновь слабенько, вполсилы, но и этого хватило Пиночету, чтобы увидеть оранжевый корпус пилы совсем рядом со своим номом. Зубья над головой бешено крутились, двигло выдавало уже совершенно самолетные децибелы. От бешено крутящегося механизма по подвальчику гулял ветер, развевал волосы, и это тоже было похоже на аэродром. Николай бывал на аэродромах. В детстве он очень любил смотреть, как взлетают и садятся самолеты. Думая о самолетах, он уже в снова наступившей тьме ухватился за корпус пилы и мощно толкнул от себя, не отпуская рук, навалился всем тело. В почти полной темноте, невидимое лезвие пилы утратило сорокопятиградусный наклон, приняло вертикальное положение, а затем в том же темпе стало склоняться на другую сторону. Где-то на пол дороге к горизонтали оно и встретило мягкую и податливую плоть охранника. Бодрый свист зубьев сменился не менее бодрым его чавканьем. Николая словно обрызгали из краскопульта - на лице густо осела тепловатая жидкость. Вопли охранника не изменились, разве что стали громче. Рядом Стрый истерически раз за разом выкрикивал Пиночетово имя, потом нащупал его в темноте и дернул за руку. Чавканье умолкло, и невидимая пила всколыхнула воздух, пролетев совсем рядом с Николаем, и ворохом искр отметила мест своего падения. Там она и завозилась словно раненное животное. Крутящееся лезвие не давало ей лежать спокойно, и пила ерзала и крутилась, а затем совершила акт самоуничтожения перепилив собственный провод и затихла. Стало много тише и Николай услышал, как топает Стрый взбираясь по лесенки на свободу. Пиночет под аккомпанемент звучных стонов невидимого пока охранника последовал за напарником. Гараж наверху оказался закрыт и почти все его пространство занимал ныне побитый жигуль хозяина. Тут царил полумрак, только одна лампочка, близняшка той, сгоревшей внизу пыталась хоть как-то разогнать темноту. Пиночет подскочил к дверям, сильно их толкнул, но только отбил руки. Двери были заперты. Запертой оказалась и крошечная калитка в одной из створок. Васютко прислонился к двери, припал к ней всем телом. Через неровные стыки внутри проникал свет и свежий воздух. Воздух свободы. Где-то там, за этой убогой преградой горели фонари, и ездили машины. Там была одна из последних теплых летних ночей. Он застонал от досады и разочарования, и принялся колотить - Да что же это? - вырвалось у Николая - в последний момент. Охранник в погребе громко застонал и беглецы испуганно повернулись. Если вылезет наверх, наверняка раздерет на части. Разрешили ему это или нет. руками по бугристому металлу не чувствуя боли: -Вы-пус-ти! Вы-пуст-ти! Вы-пус-ти! И тут снаружи теплый вечерний свет застила чья-то тень. Загромыхал ржавый старый замок и их выпустили. Отворилась створка и напарники чуть ли не бегом выскочили наружу, оставляя позади затхлое нутро гаража и ненавистный погреб. Да, здесь, на улице и вправду было хорошо, дул легкий ветерок, гонял пестрые обертки вдоль тротуара. Город жил, как обычно, по крупному, яростно, многогранно, шумел как потревоженный улей, может быть чуть нервозно. Из-за массива ближайшего дома вставала теплая желтая луна, какой она бывает только когда поднимется не так уж далеко от горизонта. А когда дойдет до зенита, утратит теплоту, засверкает неприятной белизной мертвый лик, взглянет безразлично на копошащуюся внизу людскую суетливую жизнь. Только спустя какое то время Николай понял, что рядом кто-то стоит. Нет, смешно, совсем забыл о своем спасителе, залюбовался ночной улицей. Только когда менее восприимчивый Стрый осторожно потянул за рукав, Николай вспомнил, кому обязан своему спасению. А он был тут как тут, и луна, как ни старалась, не могла высветить его лица. Поношенный плащ вяло колыхался на ночном ветру. Человек был высок и массивен, таким самое место где ни будь в охране или у Босха под крылом. Но Пиночет конечно его узнал, и весь исполнился дикой горячей благодарности, удивившей его самого. -Ты все-таки пришел, - молвил Николай Васютко не сознавая, что только что выдал типичную фразу потенциальной героини каких ни будь 'алых парусов'. - Ты нас спас. -Ах, Николай, Николай, - с упреком, впрочем вполне добрым, - молвил спасший их, зябко кутаясь в свой плащ, - ну неужели ты думал, что я брошу вас? Брошу после того, как на вас пал выбор? -Выбор? - пролепетал Пиночет - мы выбраны? Кем? -Ты узнаешь. Чуть позже. Сейчас скажу лишь, что ты не один такой. И напарник твой, это далеко не все, кто уже ощутил на своем плече твердую руку избранности, - он на секунду замолчал, вслушиваясь в вопли охранника, тот все еще не мог покинуть подвал, - но не все подчинились этой руке, как это не печально. -Так он... - спросил вдруг Стрый, - он тоже? -Теперь уже нет, - сказал одетый в плащ человек с неопределяемой внешностью, - с ним все кончено. Но нам он не важен. Слушай меня внимательно Николай Васютко по прозвищу Пиночет, и ты тоже Евгений Малахов который был вполне Шустрый, пока не сторчался. Имейте в виду, ваша старая жизнь закончилась. Вы были отбросами, никчемными наркоманами, жить которым оставалось не так уж долго. Вы пали так низко, что для выполнения первого задания мне понадобился кнут и пряник в одном лице. Морфин, без него вы бы не стали ничего делать. Но нам не нужны высохшие ходячие растения с гноем вместо мозгов. Чтобы пойти со мной дальше, вам надо было избавиться от смертельной привычки. Потому что избранные, такие как вы, должны жить долго, и уметь достигать поставленные перед ними цели на одном желании. На одной преданности и энтузиазме. -Постой! - сказал Николай, он потихоньку начинал догадываться, - так ты потому не спасал нас так долго? Из-за этого нас почти две недели держал в заточении этот отмороженный волосатый урод?! Тип в плаще кивнул, спокойно и даже слегка изящно: -Вам
Вы читаете Трольхеттен