'Жи' и 'ши'

Болтогаев Олег'Жи' и 'ши'

Олег Болтогаев

'Жи' и 'ши'

В первом классе мне ставили его в пример.

'Смотри, как Вова смирно сидит на переменке! Почему ты мотаешься по школе, как угорелый? Сядь рядом с Вовой и сиди тихо!'

Я садился рядом с Вовой и сидел тихо. Какая это была скука!

Нет, усидеть было невозможно, и я вскакивал и бежал, бежал, потому что жизнь была прекрасна, а переменка, увы, такая короткая.

Вскоре выяснилось, что наш Вова хронически отстаёт по русскому языку. Он почему-то всё время получал двойки.

Но однажды произошло чудо. Вова получил четвёрку.

Мы изучали правило про 'жи' и 'ши'. Было такое. 'Жи' и 'ши' пиши с буквой 'и'! Домой было задано упражнение номер 144, состоящее всего из двух предложений.

'Стрижи прилетели. Мы малыши, отметки у нас хороши'.

Итак, за это упражнение Вова получил четвёрку. Нет, сначала он, как всегда, заработал двойку. Получилось это так. Нина Ивановна вызвала Вову к доске и сказала: 'Давай-ка, Макаров, подумаем, как мы будем делать домашнее задание?' И велела Вове написать на доске первое предложение.

Вова подумал-подумал и написал: 'Стрежы прелители'.

- Макаров! Четыре ошибки в двух словах! Двойка! - воскликнула Нина Ивановна.

И, покраснев от волнения, она долго объясняла Вове, как нужно было написать. Видимо, он понял, потому что получил за домашнее задание четвёрку.

Вова сиял, как новый пятак. Он был горд и доволен собой.

Но жизнь продолжалась, и настал новый день. Нам задали следующее упражнение.

Зайдя в класс, Нина Ивановна произнесла такую фразу: 'Вова, ты очевидно не понял, что мы уже делаем другое задание. Почему ты опять выполнил упражнение номер 144? Я не ставлю тебе оценку.'

Вова встал и молча выслушал её. Мы-то думали, что он всё понял.

Прошёл ещё один день.

Нина Ивановна зашла в класс взволнованная.

- Макаров! Встань! - начала она с порога.

Вова поднялся.

- Мне кажется, что ты издеваешься надо мной! Почему у тебя в тетради старое: 'Мы малыши, отметки у нас хороши?'

Вова молчал и смотрел куда-то в пол.

- Так! Сегодня я ставлю тебе двойку! - воскликнула Нина Ивановна.

Вова вздрогнул. Кажется, до него дошло.

Только таким сильнодействующим средством Нина Ивановна смогла заставить Вову 'сменить пластинку', иначе он, похоже, был готов до конца года писать в тетради упражнение номер 144. Про стрижей, про малышей и про их хорошие отметки.

Ведь это был его первый настоящий успех в учёбе!

Однако следующий забавный случай не заставил себя ждать.

В одном тексте Вова написал: 'Жили-были стОрик и старушка'.

Нина Ивановна долго объясняла Вове про ударные гласные.

- СтАрик! СтАрик! Ты понял? - спрашивала она его. - Понял! - радостно ответил Вова. - Но, всё-таки, объясни мне, почему ты написал букву 'о'? - Я подумал, что этот старик прежде работал сторожем, - схитрил Вова. - Ну и что? - А слово 'сторож' пишется через 'о', - назидательно произнёс он. Сторож тут ни причём! Неужели ты не понял? СтАрик! СтАрик! Понял? - Понял, грустно вздохнул Вова. - Сделаешь упражнение ещё раз, - строго произнесла Нина Ивановна. - Сделаю, - клятвенно заверил её Вова.

И, действительно, сделал. Что-что, а делать одно и тоже он умел.

Теперь в его тетради было написано: 'Жили были старик и стОрушка'.

Нина Ивановна едва не расплакалась от досады.

- Почему в прошлый раз ты написал 'старушка' через 'а', а теперь через 'о'? - Я подумал, что эта старушка прожила, наверное, лет сто. - Может быть. Ну и что из этого? - Слово 'сто' пишется через 'о', - убеждённо сказал Вова.

Нина Ивановна всплеснула руками. Похоже, она отчаялась научить Вову грамоте.

В восьмом классе мы с Макаровым оказались за одной партой.

Выяснилось, что у Вовы огромные проблемы при написании сочинений. Ну не мог он ничего придумать! Не мог изложить мысль! Не мог!

И тогда Вова начал у меня списывать. Нагло. Слово в слово. Я не возражал. Но Вера Петровна, наша учительница по русскому языку и литературе, стала ставить Вове двойки.

- Ты опять списал у Сидорова, - печально говорила она.

(Сидоров - это я).

Вова был в большой печали.

И вот однажды, мы писали какое-то сочинение, и Вова, заглядывая ко мне в тетрадь, стал тяжко вздыхать.

- Чего ты стонешь? Болит что-нибудь? - поинтересовался я. - Как же мне начать? - грустно ответил он.

Я оторвался от своего дела, подумал и прошептал ему первые фразы для заданной темы. Вова, довольный, всё записал.

Прошло ещё три минуты, и он снова впал в тоску.

А я всё шпарил и шпарил.

- Как быстро ты пишешь, - завистливо прошептал он.

Потом добавил: 'А как другими словами сказать вот эту твою мысль?' И показал пальцем в мою тетрадь на понравившееся ему предложение. Я задумался и сказал ему эту же фразу, но иными словами.

Вова склонился над своей тетрадью и трудолюбиво зашуршал авторучкой.

Похоже, что он ощутил плодотворность нового метода написания сочинений, а потому стал безжалостно меня эксплуатировать. 'А как сказать это?' 'А это?' 'А это?' 'А тут нужна запятая?' - шептал он мне прямо в ухо.

Я отвечал ему, но стал 'тормозить', ведь трудно писать сразу на два фронта, даже если тема одна и та же.

Короче, сочинение мы с ним написали. Я на шесть страниц, Вова на две.

Настал день, когда Вера Петровна проверила наши творения. Зайдя в класс, она как-то по-особенному взглянула на Вову.

- Сегодня вы меня порадовали, - улыбнулась Вера Петровна.

Она стала открывать наши тетради и объявлять оценки.

И здесь произошла следующая трогательная сцена.

- Сидоров: пять с минусом - много небрежностей.

Я взял свою тетрадку.

- Макаров! Тут особый разговор! - Вера Петровна явно волновалась.

'Я поставила ему четвёрку и вот почему. Встань, Макаров'.

Вова встал. Казалось, что от волнения он был весь розовый. В смысле, не только лицо. Вова смущённо смотрел под ноги.

'Я читаю сочинение Макарова, - продолжила Вера Петровна, - и вижу, что он, как обычно, нагло списал у Сидорова! Но как творчески он подошёл к этому вопросу! У него получился конспект. Правильнее сказать, он сделал тезисы! Ни одной прямой цитаты! Каждую мысль Сидорова он предельно сжал и кратко выразил СВОИМИ словами. Он ОСМЫСЛИЛ её! Вот за это, за то, что он ДУМАЛ я с лёгким сердцем ставлю ему четвёрку!'

Вова стоял взволнованный и, похоже, за малым не прослезился, слушая слова про то, какой он, оказывается, способный.

А что же я? Я промолчал. Ради Вовы. Ради его творческих тезисов. Ради того, что у нашей Веры