У Кати началась новая жизнь. Ее роман с толстым канадцем по имени Джон шел полным ходом. Джон не встречался с ней каждый день - он был слишком для этого занят, но два раза в неделю, когда ощущал сексуальную потребность своего пухлого организма, он набирал номер Кати. И где бы ни была его гелфренд в этот момент, и чем бы она ни занималась, она обязана была все бросить и стремглав лететь к своему ненаглядному бойфренду.
- Итак. - Начинал тот. Джон был деловым человеком во всем, и потому любил сразу же составить небольшое расписание. Без расписания он ничего не делал. Вообще ничего. Раве что только хождение в туалет - единственное, что он делал вне каких бы то ни было расписаний. - Cейчас мы идем с тобой в кино. Потом в ресторан. Потом мы идем ко мне домой, и я буду тебя трахать.
Составленному расписанию он следовал всегда очень ревниво. Зато ни разу не поинтересовался, есть ли у Кати другие бойфренды, или же он у нее один. Что не один - Джон об этом догадывался. Катя раз сама, не выдержав, спросила у Джона, что он думает на этот счет. 'Мне не интересно. - Ответил Джон. Это твоя личная жизнь.'
Не интересно ему также было и другое. Он ни разу не спросил у Кати, нравится ли он ей. Как мужчина. Катю интересовал и этот момент. 'А какая разница? - Честно ответил Джон. - Женщины редко спят с теми, кто им нравится.' И добавил уже совсем обидное: 'Каждая женщина в душе проститутка. Вопрос не в ее честности, вопрос в цене, которая ее устроит. Честными женщинами называют тех женщин, которые не пользуются спросом. И еще тех, которые слишком много запрашивают.'
Катя спросила, и оказалось, что свои теории Джон строит на основе личного опыта. Он и не скрывал этого. Просто, Джон - простая и откровенная душа, не встречал еще женщин, которые своим поведением опровергли бы его теоритические построения.
- А как, все-таки, быть с теми женщинами, которые вообще не продаются? - Задала вопрос Катя, которой было обидно за свой пол.
- Не продаются? - Не понял Джон. - Это как?..
Он водил ее по дорогущим ресторанам и клубам - где прежде никогда не ступала ее нога. И Катя, глядя на все это канадское великолепие, думала: 'Зачем человек живет? Разве не ясно зачем? Для богатства! Он живет для того, чтобы вкусно есть, мягко спать, красиво одеваться. И еще чтобы наслаждаться, наслаждаться и наслаждаться. Наслаждаться всеми возможными путями. Любовь, честь, совесть - в этих ничтожных словах смысла еще меньше, чем букв. Забудь о них, если ты действительно хочешь земного счастья. Счастье - оно вот здесь. Оно в наслаждении. Бери его, бери, пока дают. Бери, пока не передумали. И пользуйся, пока не отняли. Бери столько, сколько ты сможешь унести. Бери, ибо дают сегодня, сейчас, вот в эту минуту. Завтра не будет. Бери.'
Прошло два дня. Коля уже слегка размял свои побитые кости, и все больше ходил - ходил взад-вперед по камере. Так запертый волк ходит туда и сюда по своей клетке.
Колина голова была сейчас занята только двумя вещами. Свобода и месть. Свобода и месть. Свобода и месть.
Коля хотел на свободу, и он хотел отомстить.
Однажды за Колей пришли. Двое констеблей появились в его камере рано утром и сказали, что он должен собираться. Коля не стал их ни о чем спрашивать, хотя голова его лихорадочно работала. Куда везут? В другую тюрьму?
Коля оказался в просторном полицейском автобусе. Вместе с ним перевозили также двух негров с уголовными мордами. Негры не выглядели особенно разговорчивыми и приветливыми. Они угрюмо разглядывали зарешеченные виды проносящиеся за окнами полицейского автобуса. Впереди сидели двое полисменов. Один из них - водитель, и Коля его видел впервые, а увидев второго - ураинского мордоворота по имени Тарас, Коля тихо и больно скрипнул оставшимися в живых зубами.
Они въехали в черту Торонто. Автобус проносился по запруженным улицам города, и Коля смотрел в окно. Он видел суетящихся, куда-то спешащих людей и думал о том, что, в сущности, весь этот замечательный мир демократического Запада - не что иное, как тюрьма и есть. Сытая, комфортабельная тюрьма. Тюрьма, в которой тебя хорошо кормят, и в которой тебя не бьют озранники. Но, все-таки, это тюрьма. Ты не свободен здесь с самого начала. И тот, кто не ворует, вынужден заниматься принудительно- добровольным общественно-полезным трудом. А кто не желает этим трудом заниматься - тот очень быстро оказывается за бортом нормального существования.
Кладбищенские Колины размышления были прерванны чем-то, совершенно неожиданным. Автобус остановили. Человек в полицейской форме подошел к водителю и начал кричать ему что-то быстрое и непонятное. Коля не проявил интереса. Он отвернулся.
Но тут же повернулся опять. Трое громил с дулами наготове заскакивали в автобус. Четвертый - переодетый полицейским, держал на прицеле двоих полисменов. Коля проглотил слюну. Что это еще такое?
Громилы сняли с негров наручники и кандалы с их ног, за чем последовали короткие и сдержанные мужские объятия.
- Эй! - Закричал Коля, вскакивая. - Меня тоже!..
Один из громил не стал долго думать - он бросил Коле ключи. Тот быстро, не теряя секунд, освободился. Затем огляделся. Ни негров, ни освободивших их громил уже не было в полицейском автобусе. Двое полисменов сидели, прикованные к поручнями. Коля быстро подошел к Тарасу. Тот посмотрел на него, и глаза его тяжело сверкнули от ненависти. Коля, словно кастет, надев на пальцы наручник, с размаху, что было силы, звезданул его в здоровенную, кабанью челюсть. Тарас обессиленно уронил голову, сплюнув на пол окровавленные обломки зубов.
Ночной звонок разбудил Катю. Она пришла домой час назад, легла спать и уже, соприкоснувшись с подушкой, успела провалиться в мутный и тревожный рой беспокойных сновидений.
Сначала, проснувшись, она несколько секунд не погла понять, где она, и что с ней происходит. Катя, тяжело моргая, разглядывала разрывающийся телефон. Родители спали в соседней комнате и, судя по всему, ничего не слышали.
Наконец, сообразив, она схватила трубку. Та непослушно выскользнула из ее пальцев и со стуком упала на пол.
- Але? - Испуганно произнесла Катя, подняв трубку с пола и поднеся ее к уху.
- Да, але. - Это был Ковальский.
- Что вам нужно? - До Кати дошло, что происходит, и она захотела выругаться. - Зачем вы звоните в такое время?
- Твой друг убежал, - сказал Ковальский. - Сегодня днем. Он на свободе.
Катя молчала. Она переваривала. Желание ругаться с констеблем пропало как-то очень быстро, и Катя испытывала сейчас только страх - ничего больше.
- Как сбежал?.. За-зачем сбежал?..
У Кати заплетался язык. Трубка в руке дрожала.
- Не понравилось ему, наверное, у нас. - Спокойно сказал Ковальский. Вот и сбежал... А ты знаешь, где он может сейчас быть?
- Понятия не имею. А мне... что мне делать?
- Что делать? - Ковальский зевнул. Ему явно хотелось спать, и ночное дежурство было не в радость. - Откуда я знаю? Витамины С глотать. Говорят, для здоровья полезно. Ты точно не знаешь, где он может прятаться?
- Не знаю! - Выдохнула Катя. - Не знаю! Помогите мне! Помогите! Пожалуйста! Защитите меня! Вы же полиция! Вы же должны помочь! Вы же не можете меня бросить!
- Телохранителей себе найми, - сказал Ковальский. - Они тебя будут охранять. Запиши мой телефон. Если твой друг появится, и если ты останешься в живых, то звони - мы его арестуем... Записывай.
- Вам же деньги платят. - Катя рыдала в трубку. - Вам же за это платят деньги. Ведь, это ваша работа. Ваш долг. Вы должны помогать людям. Вы должны защищать их...
- Записывай телефон. - На Ковальского ее речь не произвела ровно никакого впечатления. - Записываешь?
- Я вас ненавижу, - сказала Катя, вдруг успокоившись. - Я ненавижу вас. Вы еще хуже бандитов. Вы
