различных рабочих спортивных клубов на груди.
В разных концах зала стояли на возвышениях букмекеры.[14] Вокруг них все время бурлил людской водоворот. Подкупленные полицейские, как изваяния, неподвижно стояли спиной к ним: полицейские делали вид, будто не замечают, как букмекеры собирают от болельщиков ставки за ту или иную команду.
Страсти разгорались. Тут и там вспыхивали громкие споры, зрители азартно взвешивали шансы каждой команды.
На этом международном мачте собрались пловцы восемнадцати стран. Тут была и сильная команда Франции, и прославленная, команда Америки, в составе которой особенно выделялся, негр Джонсон. Прибыли команды Бельгии, Норвегии, Италии, Бразилии, Финляндии…
Должна была участвовать в мачте и команда «владычицы морей» — Британии, о которой английские газеты еще задолго до матча трубили, что ей обеспечено первое место. Но когда руководители английского спорта ознакомились с составами советской и американской команд, они поняли, что первого места им не видать, как своих ушей. И, чтобы не конфузиться, решили лучше вовсе не посылать на матч свою команду. Впрочем, об отсутствии англичан зрители отнюдь не жалели: «владыки морей» считались плохими пловцами.
Симпатии зрителей разделялись в основном между двумя командами. Конечно, каждый голландец хотел бы видеть впереди своих соотечественников. Но большинство болельщиков понимало, что вряд ли их родная команда имеет шансы на успех. Поэтому многие простые люди Голландии от всей души желали победы советским пловцам.
Только зрители первых рядов были согласны, чтобы победила любая команда, за исключением советской.
В бассейне с каждым мгновением становилось все более шумно. Мощные репродукторы, установленные во всех концах зала, вдруг перестали извергать скачущие звуки джаза. На минуту наступила тишина. Потом в горле репродукторов вдруг словно лопнула какая-то перепонка. К микрофону подошел спортивный обозреватель.
— Сегодня среди других спортсменов выступает советский пловец, «Северный медведь», господин Леонит Котшетофф, — заявил он. — По утверждению большевиков, господин Леонит Котшетофф недавно установил в России новый мировой рекорд в плавании брассом на груди на двести метров. Но Москва далеко, — ехидно заметил спортивный обозреватель, — и там очень холодно. Может быть, секундомеры от холода врут?! Или в русской минуте не шестьдесят, а шестьдесят пять секунд?!
На мгновенье он прервал свою наглую речь и ухмыльнулся.
В первых рядах послышался одобрительный смех и аплодисменты; «галерка» взорвалась возмущенными криками.
Спортивный обозреватель продолжал:
— Международная Лига пловцов отказалась зарегистрировать этот… — он насмешливо гмыкнул, — «мировый» рекорд. Пусть «Северный медведь» сегодня докажет, что он лучший пловец мира.
Крик в первых рядах:
— Правильно!
— Пусть докажет!
— И докажет! — утверждала «галерка».
Когда шум стих, обозреватель продолжал:
— В сегодняшнем номере газеты «Спорт» опубликована очень интересная статья господина Ванвейна, нашего соотечественника, рекордсмена мира в плавании брассом на груди на двести метров, рекорд которого якобы побил господин Котшетофф…
В первом ряду поднялся высокий молодой человек в белом спортивном костюме, с идеально ровным пробором на голове и самоуверенным красивым лицом. Это сам господин Ванвейн. Он кланяется и садится, небрежно обмахиваясь газетой.
Такие же листки буржуазной газеты «Спорт» видны и у многих зрителей первых рядов.
Обозреватель продолжает:
— Основная мысль господина Ванвейна четко выражена уже в самом заглавии статьи: «Северный медведь» плавает неправильно!» Наш уважаемый чемпион убедительно доказал, что господин Котшетофф, плавая стилем брасс, или, точнее говоря, баттерфляем, делает ногами не движения лягушки, а удары сверху вниз, похожие на удары хвоста акулы. Как известно всем уважаемым зрителям, такая работа ног характерна для стиля кроль, но не для брасса. Господин Котшетофф плавает неправильным стилем. Поэтому, если он даже действительно показал в Москве рекордное время, — его рекорд фиктивен.
— Как видите, господа, — воскликнул обозреватель и распростер руки перед микрофоном, — наш уважаемый чемпион с блестящей логикой и убедительностью доказал, что большевики и на этот раз схитрили и внесли в благородный, чистый спорт нечестные приемы!
С «галерки» раздались негодующие крики и свист:
— Как же!
— Доказал!
Послышался дробный стук трещоток, пронзительный вой и визг дешевых бумажных свистулек, рявканье автомобильных гудков: зрители пришли на матч «вооруженными».
— Эй, Ванвейн! — кричал, молодой рабочий-спортсмен. — Где это ты видел, как плавает Котшетофф и как работают у него ноги?
— Наверно, у себя на вилле под Амстердамом, где он живет безвыездно уже целый год! — кричит старый рабочий-горняк.
В бассейне громко смеются.
— Ванвейн! — кричит моряк с «галерки». — Почему ты пишешь статьи вместо того, чтобы плавать? Почему ты не участвуешь в соревнованиях?
— Струсил наш малютка Ванвейн! Испугался, что его съест «Северный медведь»! — кричал старый рабочий-горняк.
И снова в бассейне вспыхивает смех.
До матча оставалось два часа. Советские пловцы находились за городом, в отведенном для них особняке — коттедже.
Дом казался им странным: очень узкий по фасаду (всего метра три-четыре в длину) и в то же время высокий — три этажа.
«Похож скорее на башню, — усмехнулся Леонид. Наверно, даже качается. Когда сильный ветер…»
Кочетов и другие пловцы с удивлением видели, что и другие дома в Голландии растут больше ввысь, чем вширь. Приземистых, низких домов совеем не встречалось. Переводчик, в ответ на недоуменные вопросы советских пловцов, объяснил: дома имеют такие узкие основания потому, что земля в Голландии очень дорога. Строители стараются занять как можно меньше площади под фундамент.
Побывав в гостях у одного голландского спортсмена, Леонид удивился: в первом этаже была гостиная, а спальня — во втором, детская — в третьем.
— Вертикальная квартира, — сказал Леонид.
— Да, да, вертикаль, — подтвердил переводчик. — Здесь всегда так…
Комнаты были связаны между собой узкими крутыми деревянными лестницами, похожими на корабельные трапы.
— А как пронести наверх шкаф или стол? Ведь ни за что не пролезет! — спросил Леонид у хозяина.
Вместо ответа тот высунулся из окна и показал огромный чугунный крюк, торчащий под крышей.
— Канат на крюк. И в окно! Шкаф — в окно, стол в окно, — помогая себе жестами, объяснил хозяин.
Впоследствии, гуляя по городу, Леонид видел, что такие крюки есть на всех домах. И окна везде широкие.
— Хоть рояль втаскивай, — сказал Кочетов.
