забалтывать эти проблемы, нагромождать иллюзию власти, шумовой завес для ухода конкретного человека власти от ответственности за судьбу России.
Диктатура имеет прямое, историческое призвание - остановить разложение, загородить дорогу хаосу, прервать политический, хозяйственный и моральный распад страны. Есть в истории такие периоды, когда бояться единоличной диктатуры - значит тянуть в хаос страну и содействовать ее развалу.
Диктатор единоличен, но его ставка - на духовную силу и на качество спасаемого им народа. Ведь это очевидно, что Россия сможет расцвести и возродиться только тогда, когда вольна будет русская народная сила, выражающая себя в лучших своих представителях. Вот на это и должен делать ставку - на свободную и благую силу русского народа - будущий российский диктатор. Дать развитие русской воле. А для этого весь талант диктатора должен быть отдан подбору себе в окружение талантливых, волевых русских людей с самого низа до самого верха. Необходимый подбор людей должен определяться не партией, не классом, не сословием, не богатством, не пронырливостью, не закулисными нашептываниями или интригами и не навязыванием со стороны иностранцев, а только качеством самого человека, его ума, честности, верности, творческой способности и воли. Но все это непременно должно быть освящено национальным самосознанием. России нужны люди совестные и храбрые, а не партийные выдвиженцы и не наймиты иноземцев…
Россия возможна только как национальное государство. После длительного революционного перерыва, после мучительного коммунистически-интернационального провала Россия должна вернуться к свободному самоутверждению и самостоянию, найти свой здравый инстинкт самосохранения, примирить его со своим духовным самочувствием. Семьдесят пять лет с нами обходились так, как будто мы напрочь лишены национального достоинства, национального духа и национального инстинкта. Но и сегодня продолжается эта национальная слепота, глухота, немость. Не понимать коренного в России, в россиянах - национального преобладания - значит вовсе не знать, не понимать, не чувствовать, не сочувствовать России (избрать инородца, малородца главой верховной власти, окружить сплошь евреями президента - чего уж более тому в пример). Но нельзя запретить народному организму его собственное здоровье - он прорвется к нему любой ценой, нельзя погасить в народе чувство собственного духовного достоинства - эти попытки только пробудят его к новому осознанию и новой силе. Первое пробуждение, может быть, будет страстным, неумеренным и даже ожесточенным, но дальнейшее принесет нам новый русский национализм с его истинной силой и в его истинной мере.
Каждый народ имеет национальный инстинкт, данный ему от природы. У каждого народа инстинкт и дух живут по-своему и создают драгоценное своеобразие. Этим русским своеобразием мы должны дорожить, беречь его, жить в нем и творить из него, оно дано нам было искони, в зачатке, а раскрытие его было задано нам на протяжении всей нашей истории. Раскрывая его, осуществляя его, мы исполняем наше историческое предназначение, отречься от которого мы не имеем ни права, ни желания.
У каждого народа иной, особый душевный уклад и духовно-творческий акт. Так обстоит от природы и от истории, так обстоит в инстинкте, в духе. Так нам всем дано от Бога.
Национализм проявляется прежде всего в инстинкте национального самосохранения, и этот инстинкт - состояние верное и оправданное. Не следует стыдиться его, гасить его или глушить его. Этот инстинкт должен не дремать в душе народа, а бодрствовать. Он подчинен законам добра и духа. Он должен иметь свои проявления в любви, жертвенности, храбрости и мудрости, он должен иметь свои радости, свои печали и свои моления. Из него должно родиться национальное единение во всей его инстинктивной 'пчелиности' и 'муравьиности'. Он должен гореть в национальной культуре и в творчестве национального гения.
В национальном чувстве скрыт источник достоинства, которое Карамзин обозначил когда-то как 'народную гордость', и источник единения, которое спасло Россию во все трудные часы ее истории, и источник государственного правосознания, связующего всех нас в живое государственное единство.
Национализм испытывает, исповедует и отстаивает жизнь своего народа как драгоценную духовную самосиянность. Он принимает дары и создания своего народа, как свою собственную духовную почву, как отправной пункт своего собственного творчества. И он прав в этом. Ибо творческий акт не изобретается каждым человеком для себя, но выстраивается и вынашивается целым народом на протяжении веков. Душевный уклад труда и быта, и духовный уклад любви и созерцания, молитвы и познания при всем его личном своеобразии, имеет еще и национальную однородность и национальное своеобразие.
Народность есть климат души и почва духа, а национализм есть верная и естественная тяга к своему климату и к своей почве.
Итак, национализм есть здоровое и оправданное настроение души. То, что национализм любит и чему он служит, - в самом деле достойно любви, борьбы и жертв. И грядущая Россия непременно будет национальной Россией. Другого пути у нее просто нет. В противном случае - это уже не Россия.
А что касается больных, извращенных форм национального чувства, к коим преднамеренно и расчетливо свели вообще понятие русского национализма, то они возникают и дают о себе знать, когда или национальное чувство прилепляется к неглавному в жизни и культуре своего народа, или когда национализм превращает утверждение своей культуры в отрицание чужой. Сочетание и сплетение 'этих ошибок может порождать самые различные виды больного национализма. Зародыш такого национализма в том , что чувство и воля националиста прикрепляются не к духу и не к духовной культуре его народа, а к внешним проявлениям народной жизни - к хозяйству, к политической мощи, к размерам государственной территории и к завоевательным успехам своего народа. Тогда национализм отрывается от главного, от смысла и цели народной жизни, и становится чисто инстинктивным настроением, подвергаясь всем опасностям обнаженного инстинкта: жадности, безмерной гордыне, ожесточению и свирепости. Он опьяняется всеми земными соблазнами и может извратиться до конца.
Пока что и президент, и правительство, я не говорю вообще о парламенте, это и вовсе клинический случай ( недаром К.П. Победоносцев писал: 'Страшно и подумать, что возникло бы у нас, когда бы судьба послала нам роковой дар - всероссийского парламента!'), живут духом части, а не целого, духом личного, продолжающего у них оставаться в крови партийного фигурирования, не важно, что коммунистическую партию заменила 'Демократическая Россия', и это они ставят выше национального дела. Хоть в малом означать приверженность Президента к одной из группировок, значит, выставлять его и выставляться им самим не национальным вождем, коего ждет нация, а лишь политическим главарем, коих ныне пруд пруди. Как тут опять не вспомнить И.А Ильина:
- Вождь закаляется в деловом служении, волевом, мужественном, национально-верном. Он одержим духом целого, а не частным, не личным, не партийным. Он сам стоит и сам идет, потому что он политически дальнозорок и знает, что надо делать. Поэтому он не приглашает идеологов придумывать программу. Оставшись совсем один, он начинает большое дело, не создавая себе партию, а действуя лично во имя сверхличного. Его дело есть его зов, на зов его дела вокруг него смыкаются лучшие люди. И все они твердо знают, что русское дело может делаться только русскими руками и не должно делаться по иностранной указке, ибо иностранная указка всегда ограничит, исказит или даже погубит национальный интерес. Вождь
