противоправные действия. Копошение на входе и возня в глубине почти неразличимы за довольно густой цепочкой зевак в известном отдалении. Вот гомерическим дырам в витринах спрятаться за зеваками не дано.
Что там оставалось по состоянию на вчера? Какая-никакая выпечка, разметаемая мгновенно по появлении. Рыба - чего ей не ловиться; раньше, правда, минтая все больше Чубайсики лопали, а нынче, по цене-то палтуса и даже поболе, и многим хозяевам прекрасно сойдет. Овощные консервы последнего разбора - с тощим кошельком уже не подступишься, с иным еще побрезгуешь. Сладости из тех, что в норме покупают только горячо любимой теще и только в уверенности, что совместному чаепитию не быть. Уксус и соль понятным образом. Сколько-то сортов той же минералки. Неимоверно вздорожавшие сигареты. Гламурное пойло.
Вот именно. Дорогое пойло в практически первозданном ассортименте.
В общем, каждой движущей силе - по персональному адресному стимулу. Что звереющим старикам, аккурат получающим пенсию за июнь без малейшей поправки на происходящее, что гастарбайтерам с окрестных строек - лучшего шанса потешить кишлачное самосознание, вцепившись когтями и зубами в кормящую руку урус-шайтана, у них не предвидится, что поколению Фитюлькиных поклонников с врожденно расторможенными инстинктами и одной анестезированной извилиной на рудиментарный псевдомозг. Не забудем про доброго столичного обывателя, обещавшего поколение спустя мутировать в благонамеренного до оскомины бюргера, успевшего худо-бедно набить закрома хлебом и нынче имеющего (на полупочтенном расстоянии) зрелище не хуже прочих.
Еще бы понять, кто к этому коктейлю им. Вячеслава Михайловича спичку поднес…
Да чего тут понимать, собственно. Кто сейчас поймает в паруса живое дыхание масс, не путать со свежим выхлопом биомассы в магазине, тот с очевидностью и именинник. Быть ввечеру либо важному правительственному сообщению, либо обращению национальных спасателей со взором горящим ко всем честным людям земшара. И лучше бы не второму.
Голову на усекновение: наплывающая с каждым шагом картинка далеко не есть точечный эксцесс. Ни сиротливый, даром что усиленный, нарядик муниципалов при отсутствии омонов с собрами, ни явная импровизация территориального ОВД с пожарной машиной сомнений не оставляют. Поведение наряда, не спешащего пальнуть даже в воздух, лыком в ту же строку: похоже, не примерять на себя участи петроградских коллег в неком феврале, даже если отродясь про нее не слышали, у личного состава никак не получается.
За неимением партера занимаю позицию на спуске в подземный переход, облокачиваясь на парапет и превращаясь из ростовой мишени в грудную. Сцена через дорогу, полста метров по прямой, перпендикулярной к вероятной линии огня, я себе больше не враг.
Судя по последнему мегафонному предупреждению, часть действующих лиц успела подключиться к гидранту. Ага, точно; вон они, голубчики при брандспойте, шагах в двадцати за своим колесным средством.
По всему фронту бывшей витрины - видно, давешний ремонт подсобки заглох на самом подходящем месте - нестройно взмывают кирпичи и матюги, с акцентом и без. И то и другое, конечно, остается мощным оружием в руках рабочего класса, но не на осмотрительно занятой душителями свободы дистанции в тридцать с гаком метров. Душители, автоматы на ремне по-походному, разворачиваются в жидкую цепочку и очень медленно нашагивают на витрину.
Зрители, на глазах утрачивая интерес к премьере, начинают рассасываться, изобразив ликами нездоровую невинность. В немалой части - коридором, образовавшимся между ментами и витриной. Предками данная мудрость народная… а если называть вещи настоящими именами - самовыдвижение на премию Дарвина.
Мародеры из самых забубенных, пользуясь образовавшимся прикрытием, сей же момент выскакивают на белый свет. И даже успевают, швыряясь подручным материалом почем зря, сблизиться с нарядом на десяток метров.
Где и подвергаются косоприцельному гидравлическому напору. Щадящему, атмосфер в пяток. С менее девиантными согражданами наравне. Как есть укрытый на фланге 'максим' по пехотной цепи и растяпе- взводному заодно.
И поди уже разбери, кто там пресмыкается на гололеде более девиантный, кто менее. Повязать наличными силами все равно немыслимо, так хоть разогнать.
У главного входа мигом становится людно - к эвакуации трофеев, иные под мышками, иные прижав к груди, меньшинство при сумках самой разнообразной вместимости, приступают, гм-гм, не успевшие попасть в струю. Последняя аптекарски меняет прицел, внося смятение в сердца, а того паче - в векторы, и без того довольно броуновские.
Досматривать тупой эндшпиль уже неинтересно. В переход не стоит, оттуда вот-вот массово затопочет. Напролом через Проспект - соблазнительно, но безопасным тоже не кажется. Обочиной, а лучше тропкой через рощицу, чтобы не по колено в снегу, пройтись до остановки у кольцевой, там будет такой же, только надземный, расстояние от марафонских далекое. А оттуда огородами-огородами и до подъезда.
Пределом дальности струи оказался парапет передо мной. Лицо, конечно, забрызгало со всей щедростью - так бесплатного удовольствия обещано и не было…
Через полчаса променада двор снова пуст и безвиден, а ноги мокры до последней крайности. Прежде чем лезть под душ оживать до предела емкости бойлера, меняю предохранитель и оставляю спальню отогреваться. Душ и обед с наркомовской нормой сугрева из стратегических запасов окончательно примиряют с действительностью.
Последняя, судя по плохо отличимым друг от друга картинкам всех доступных каналов, заключается в бесновании деструктивного элемента по всему городу и сдерживающих, чтобы не сказать деликатных, ответных реакциях.
Да и как им не быть деликатными, если Бульварное с примыкающими набережными оцеплено с такой плотностью, что куда там твоему Аустерлицу. Помня про бессчетные объекты за пределами этого периметра, требующие охраны в любой обстановке, удивляться приходится не деликатности реагирования во всем остальном пространстве, а тому, что для него наскреблись хоть какие-то силы из числа отмобилизованных.
Природа беснований, если верить глазам и ушам, строго корыстная, без малейших следов посягательств на основы. Не приходится, правда, утверждать, что потоку и разграблению подвергаются исключительно или хотя бы главным образом продовольственные магазины и склады с базами; но именно обратное было бы много более странным. Со времен Стеньки и Емельки понимание воли нашим человеком не сводится к невозбранной порубке леса - безнаказанно сгрести летящие щепки важно никак не менее.
К шести часам любоваться праздником непослушания прискучивает. К семи - надоедает окончательно.
А пауза сгущается, тяжелеет, обволакивает. И начинает… не то чтобы заставлять нервничать, но злить уже начинает.
В девятом часу меньшие балтийские братья совместным манифестом приветствуют свершившийся конец тирании, а уж заодно педантически, как молитву, напоминают многотомные обиды, жаждущие воздаяния натурой. Старые анекдотические сюжеты про эстляндских спринтеров - да, несколько потеряют в актуальности, так откуда же следует, что новым быть хуже.
В двадцать один тридцать картинка по всем программам наконец синхронизируется.
Перед дорогими согражданами стоит тяжелейший со времен войны вызов. И преодолеть его мы сможем только совместными усилиями.
Выступающий, оказывается, до самого последнего момента надеялся, что ему удастся обойтись без принятия жестких административных мер. Однако обстановка последних часов в столице и ряде крупных городов иного выбора не оставляет. С нуля часов московского времени понедельника четвертого июня на всей территории Российской Федерации вводится чрезвычайное положение сроком на тридцать суток. Выражаю уверенность, что на завтрашнем заседании Совета Федерации соответствующий указ будет утвержден. Пользуясь случаем, настоятельно рекомендую участникам самопровозглашенного сегодня в Самаре 'чрезвычайного гражданского правительства цивилизованного выбора' вспомнить порядковый номер тысячелетия на дворе и добровольно возвратиться к обычным занятиям. Мы обязательно обратимся к
