Почти незаметно Комплейн погрузился в сон. Когда он проснулся, его не приветствовал, как обычно, запах горячей пищи. Он резко сел, ойкнул и, ухватившись за голову, слез с кровати. С минуту ему казалось, что тоска по жене полностью подавила его, но чуть погодя он почувствовал, как где-то в глубине пробуждается энергия.
Он собирался действовать, он ощущал потребность в немедленном действии; что стоит за этим — покажет время. Вновь появилось предчувствие грядущих огромных перемен.
Он натянул штаны, добрался до двери и распахнул её. Снаружи стояла странная тишина. Комплейн ступил за порог.
Гулянка кончилась, и её участники, не позаботившись даже разойтись по домам, лежали среди разноцветных пятен там, где их сморил сон. Они бездумно храпели на жёстком полу, и только дети кое-где безуспешно пытались пробудить своих сонных матерей. Кабины напоминали поле бескровной битвы, для жертв которой страдания ещё не кончились.
Комплейн тихо брёл между спящими. В месте, отведённом для одиноких мужчин, он рассчитывал разжиться каким-нибудь завтраком. На мгновение он задержался перед любовной парочкой, раскинувшейся на поле для игры в «попрыгунчики». Мужчиной оказался Чип. Рука, которой он обнимал пухленькую девушку, скрылась под её платьем, лицом он уткнулся в Орбиту, а их ноги пересекали Млечный Путь. Маленькие мушки ползали по её ногам и исчезали под платьем.
Издалека приближалась какая-то фигура, в которой Комплейн с неудовольствием узнал свою мать. В Кабинах существовал закон, правда, не особо строго соблюдавшийся, что ребёнок должен прекратить отношения с братьями и сёстрами, когда он достигнет головой бедра взрослого, а с матерью, когда вырастет до её пояса.
Майра, однако, была женщиной суматошной и упрямой, язык её не признавал никаких законов, и она принималась болтать со своими многочисленными детьми, как только подворачивался удобный случай.
— Здравствуй, мамочка, — пробормотал Комплейн. — Пространства для твоего «я».
— За твой счёт, Рой.
— И чтобы лоно твоё и далее было плодоносным.
— Ты хорошо знаешь, что я уже достаточно стара для таких удовольствий, — сказала она, обиженная тем, что сын слишком формально её приветствовал.
— Я ищу чего-нибудь перекусить, мама.
— Ну да же, Гвенны больше нет. Я уже знаю об этом. Винни была свидетельницей того, как тебя пороли, и слышала текст приговора. Вот увидишь, это прикончит её бедного отца. Жаль, что я не успела на порку, конечно, следующих постараюсь не пропустить, если мне только это удастся. Но я со страшным трудом раздобыла себе немного превосходной зеленой краски, вот и эту кофточку, что на мне, покрасила. Тебе нравится? Это в самом деле фантастично.
— Послушай, мама, у меня страшно болит спина, а кроме того, нет никакого желания разговаривать.
— Конечно же, болит. Рой. Странно, если бы было иначе. Мне аж зябко делается, как только подумаю, как ты будешь выглядеть в конце всего наказания. У меня есть мазь, которой я могу натереть тебя, и это уменьшит мучения. А потом тебе надо показаться доктору Линдснею, если только у тебя есть какая-нибудь добыча, чтобы заплатить за совет. Но сейчас, когда Гвенны больше нет, у тебя наверняка что-нибудь найдётся. Если по правде, то я никогда её не любила.
— Послушай, мама…
— Если ты идёшь к мессе, пойду с тобой. Собственно, я вышла пройтись просто так. Старая Тумер- Манди шепнула мне по секрету, конечно же, хотя бог знает, где она это услышала, что стражники нашли немного кофе и чая на складе красок. Ты заметил, что этого они не раздавали? У Гигантов ведь кофе был намного лучше, чем у нас…
Поток слов заливал его и тогда, когда он с отвращением поглощал завтрак. Потом он позволил отвести себя к ней в комнату, где она натёрла мазью его спину. Во время всех этих действий он был вынужден, неведомо в который раз, выслушивать все те же добрые советы.
— Помни, Рой, что не всегда будет так плохо. Просто у тебя пошла полоса неудач. Но не позволяй, чтобы тебя это согнуло…
— Дела всегда выглядят плохо, мама, так зачем же вообще жить?
— Ты не должен так говорить. Я знаю, что Наука рекомендует почаще пребывать в печали, и ты не можешь видеть все так, как я. Я всегда утверждала, что жизнь — это великая тайна. Сам тот факт, что мы живём…
— Но я все это знаю. Для меня жизнь представляет лишь наркотик, которым кто-то одурманивает нас!..
Майра бросила взгляд на его искажённое гневом лицо и смутилась.
— Когда я хочу утешить себя, — сказала она, — я представляю себе огромную черноту, охватывающую все. И неожиданно в черноте этой начинает мигать огонёк, а потом — ещё и ещё огоньки. Огоньки эти — наша жизнь, направленная во благо, и сияние её освещает все вокруг. Но что означает эта чернота, кто зажёг огоньки и зачем… — Она вздохнула. — Когда мы уйдём в своё Долгое Путешествие и когда огоньки наши погаснут, тогда, наверное, мы будем знать больше.
— И ты говоришь, что тебя это утешает, — презрительно заметил Комплейн.
Он давно уже не слышал эту метафору от матери, и, хотя и не желал в этом признаться, ему показалось, что она смягчила его тоску.
— Да, конечно же, меня это утешает. Чувствуешь, как где-то там горят огоньки?
Говоря это, она мизинцем коснулась точечки на столе между ними.
— И я довольна, что мой не горит в одиночестве в каком-то незнакомом месте.
Её согнутый палец нацелился куда-то в пространство.
Покачав головой, Комплейн встал.
— Я его не вижу, — признался он. — Может, было бы лучше, если бы он светился где-нибудь подальше.
— Конечно, могло бы быть и так, но тогда и все вокруг было бы другим. Этого-то я и боюсь, что могло бы быть по-другому.
— Возможно, ты и права. Лично я попросту предпочёл бы, чтобы все было здесь, но было иначе, мама. Мой брат Грегг, который покинул племя и ушёл жить в Джунгли…
— Ты все ещё думаешь о нем? — с оживлением спросила старуха. — Грегг был счастливчиком, Рой, и если бы он остался, то сейчас был бы уже стражником.
— Ты думаешь, что он жив?
Она недовольно затрясла головой.
— В дебрях? Можешь быть уверен, его давно поймали Чужаки. А жаль, очень жаль. Грегг был бы хорошим стражником, я всегда это говорила.
Комплейн уже собирался уходить, когда она добавила:
— Старый Озберт Бергасс все ещё дышит. Мне сказали, что он призывает свою дочь Гвенну. Трперь это твоя обязанность — сходить к нему.
По крайней мере, сейчас она говорила несомненную правду, и в данном случае выполнение долга могло прекрасно сочетаться с удовольствием, поскольку Бергасс был одним из истинных героев племени.
По дороге ему не встретилось ни одной живой души, за исключением одноглазого Оливелла, тащившего на здоровом плече пару убитых уток и кисло приветствовавшего Комплейна.
Помещение, в котором Бергасс развёл своё хозяйство, находилось в самом конце Кабин, хотя когда-то от него было рукой подать до передовой баррикады. Но по мере того, как племя медленно продвигалось вперёд, обиталище это смещалось назад. Озберт Бергасс был на вершине своей славы, когда жил в центре района, занятого племенем. Теперь, в старости, комнаты его были расположены на самых задворках.
Последний рубеж — баррикада, отделявшая племя от Джунглей, начиналась сразу же за его дверями. От ближайших соседей его отделял ряд пустых помещений, бывшие хозяева которых трусливо переселились ближе к центру. Старый упрямец, однако, остался на месте, несмотря на все более затруднённое сообщение с остальным миром, и вёл созерцательный образ жизни посреди мерзости и запустения, окружённый компанией женщин.
