раз это будет больно. И из бабушкиного описания самого акта Кэтрин отлично поняла, почему он связан с болью. Ибо вообще не представляла, как она может вытерпеть, чтобы нечто постороннее именно таким способом проникло в ее тело.
Но пока боли не было. Никакой. Только невыносимое, жгучее желание, вызванное ласками Эвана, которое заставляло Кэтрин вцепиться изо всех сил сначала в его рубашку, а затем в бугрящиеся под ней плечи Эвана.
И вдруг она почувствовала, что ей хочется ощутить его тело не сквозь ткань рубашки. Ощутить его кожу под своими ладонями, погладить его грудь. И пальцы Кэтрин сами собой потянулись к пуговицам. Она никогда раньше не раздевала мужчину и не представляла, как это надо делать. Но едва Эван разгадал ее намерение, он тотчас принялся помогать ей и снял рубашку через голову.
Но не остановился на этом. Одним быстрым движением он стянул брюки и подштанники. После чего выпрямился перед ней — такой же нагой, как и она сама.
Кэтрин была поражена тем, что предстало ее взору. Фигурой Эван вовсе не походил на человека, большую часть жизни занимавшегося научными изысканиями. Широкий разворот плеч, развитые мускулы. Могучую грудь делила надвое струйка волос, которая спускалась вниз, к столь же четко прочерченным мускулам живота, а затем и к…
Зардевшись, Кэтрин вскинула глаза к лицу Эвана и по блеску в его глазах поняла, что он не собирается подсказывать, как ей справиться со своим замешательством.
— Скажи мне, я первый мужчина, которого ты видишь обнаженным? — хрипло проговорил он.
— Да.
— Тогда, может быть, ты не просто посмотришь? — С загадочной улыбкой он взял ее руку и положил себе на грудь.
Ощущение его тела вызвало у Кэтрин новую волну дрожи. Трепещущими пальцами она провела по мускулистой груди и чуть впалому животу. Когда ее пальцы прикоснулись к пупку, Эван вздрогнул, тело его еще больше напряглось.
Она замерла, но он с легким стоном потянул ее руку ниже и… прижал к своей возбужденной плоти. Кэтрин попыталась вырвать руку, но Эван ее не отпустил. Сжимая ее руку в своей, он заставил ее пробежать пальцами вверх и вниз по его плоти, удовлетворяя любопытство Кэтрин, в котором она стыдилась признаться даже самой себе. Эван содрогнулся всем телом, когда, погладив нежную кожу, ладонь легла на округлую шелковистую головку.
Но тут она допустила ошибку — опустила глаза и взглянула на его затвердевшую плоть. Ее охватил испуг: и все это должно войти в нее? Но каким образом? Да ее же разорвет пополам!
В ужасе Кэтрин попробовала отдернуть руку, но он поднял ее к губам и принялся один за другим целовать каждый палец.
— Скажи мне, моя дорогая, — прошептал он, — кто-нибудь рассказывал тебе о том, что делают в постели мужчина и женщина?
Не в силах взглянуть на него, Кэтрин кивнула.
— И говорили, что тебе будет больно? Кэтрин снова кивнула, еще менее уверенно. Он потер ее руку о свою щеку:
— Поверь мне, эта боль непродолжительна. Покачав головой, она попыталась податься назад, но
Эван взял обеими руками ее лицо в свои ладони и, глядя в самую глубь ее души, проговорил:
— Я бы не стал обманывать тебя, Кэтрин, даже ради того, чтобы удовлетворить свою страсть. Сначала ты испытаешь легкую боль, но она сразу же исчезнет. И после этого ты испытаешь наслаждение. Я сделаю все, чтобы оно было как можно полнее.
Он покрыл поцелуями ее лицо.
— Все, на что я способен… — добавил он низким голосом. И прежде чем она успела что-либо ответить, поднял на руки и понес к кровати.
Кэтрин не отрывала от него глаз, пока он укладывал ее на постель. Ей никак не удавалось смирить страх. Она уже хотела было запротестовать, попросить Эвана не делать этого…
Но как она могла — после того, как сама недвусмысленно разрешила ему остаться? Если бы она сразу сказала «нет», то Эван бы ушел. Но и этого она тоже не хотела.
Кажется, Эван осознал опасения Кэтрин, потому что лег рядом и, глядя в испуганное лицо, принялся нежно гладить ее.
— Ты должна говорить мне, когда тебе будет особенно приятно. Это поможет мне доставить тебе удовольствие.
Кэтрин отвела взгляд, чувствуя смущение и неловкость. Тогда Эван накрыл ее набухшую грудь ладонью и большим пальцем начал поглаживать сосок круговыми движениями.
— Забудь про стыд, Кэтрин. Можно быть сдержанной за пределами спальни. Но когда мы одни — веди себя смелее. Иначе как я смогу узнать, доставляет ли тебе удовольствие мое прикосновение или нет? Ответь, тебе нравится? — спросил он, нежно сжимая сосок.
Молодая женщина по-прежнему молчала. Тогда Эван попытался убрать руку с ее груди, но Кэтрин накрыла ее своей ладонью и умоляюще взглянула на него.
Смутная улыбка пробежала по губам Эвана. Он снова заговорил своим низким, осевшим голосом, звук которого вызывал в ней дрожь возбуждения:
— Вот так… Совсем не обязательно говорить. Позволь говорить своему телу.
После этих слов Кэтрин перестала смущаться. Конечно, гораздо легче говорить с ним на языке прикосновений. Она сможет подвести его руку ко всем точкам своего тела, которые горели по ночам, жаждая прикосновений.
И он послушно выполнял каждое ее желание, пока она не утолила этой жажды, а потом снова приник к ее губам. Сначала с нежной осторожностью, а потом все с большим нетерпением раздвинул ее губы, чтобы прикоснуться языком к ее языку. И когда она медленно передвинула его руку ниже, то ему не требовалось другой подсказки: его рука скользнула меж ее ног, пальцы принялись ласкать ее лоно с такой чувственной нежностью, какую она и представить себе не могла…
Ноги ее вдруг сами собой раздвинулись, так что он смог устроиться меж них.
И снова она пережила невыразимое удовольствие, которое накрывало ее новой волной всякий раз, когда он начинал гладить лоно, пока Кэтрин не поняла, что ей необходимо нечто большее.
То же самое переживал и Эван — о чем она могла судить и по его глазам, и по тому, как дрожала его рука. Но он по-прежнему проявлял терпение, и рука его — даже после того, как Кэтрин инстинктивно раздвинула ноги, требуя большего, — двигалась с нежной осторожностью.
— Вот так, моя хорошая, — проговорил он, — раскройся, как раскрывается цветок. И я смогу войти в тебя.
Кэтрин еще крепче вцепилась в его плечи, когда палец Эвана продвинулся чуть дальше в ее влажное, теплое, тесное лоно… И вдруг он приподнял ее, придвинул к себе… И вот уже не его палец вошел в нее… Кэтрин ощутила в себе нечто твердое, большое и горячее
И в этот момент Кэтрин испугалась. Вспомнив о предстоящей боли, она попыталась вырваться из его рук, но он от этого, наоборот, лишь глубже проник в нее. Но тут же вдруг снова замер, словно наткнулся на некую преграду.
Кэтрин взглянула на него широко распахнутыми растерянными глазами.
— Эван? А ты… уверен, что мы все делаем так, как надо?
Ему с трудом удалось заставить себя улыбнуться:
— Уверен.
Мускулы его рук были страшно напряжены. Он следил за каждым своим движением, за каждым жестом, хотя чувствовалось, насколько трудно это ему дается. Несмотря на странное ощущение, будто она оказалась его пленницей, Кэтрин, под влиянием новой накатившейся на нее жаркой волны, еще шире раскинула ноги, готовая принять его в себя… груди ее прижались к телу Эвана… и мужская плоть продвинулась, казалось, к самому сердцу Кэтрин и коснулась его.
Она и в самом деле была его пленницей. И он никогда не отпустит ее от себя. Это читалось в выражении его темных блестящих глаз, в складках, что залегли у рта.
А потом Эван снова начал двигаться. В какой-то момент она услышала, как он застонал и резким рывком
