– Мне действительно очень стыдно, после всего, что вы с госпожой Сасаки для меня сделали. Но ты должен это знать, так что, если, я не знаю, ну, если ты захочешь, чтобы я ушел, то есть я пойму, правда…
– Я тебя понял! – Бунтаро зажимает креветку своими палочками и осторожно откусывает ей голову.– У моей жены есть идея получше, парень. Она хочет поехать в отпуск до того, как станет слишком беременной и авиакомпании запретят ей летать. Знаешь, мы тут прикинули, когда в последний раз вместе брали недельку отпуска. Угадай, когда? Никогда! Никогда, в прямом смысле. Пока я не стал хозяином «Падающей звезды», у нас вечно не было денег, а потом… ну, видеопрокат никогда не спит. Когда я работаю, она отдыхает; когда она работает, я отдыхаю. И так уже девять лет. Сегодня утром она обзвонила несколько отелей на Окинаве[107] – сейчас межсезонье, много недорогих предложений. Так вот, слушай, что мы тебе предлагаем: ты присмотришь за салоном на следующей неделе, и это пойдет в счет квартплаты за октябрь.
– За весь октябрь?
– Работа не бей лежачего – с десяти утра до полуночи, семь дней. За все вместе получится не очень-то большая сумма. Но зато у тебя будет передышка, чтобы подыскать другое место.
– Вы действительно доверите мне свой салон?
– Никто, похожий на Аль Пачино, о тебе не справлялся. Спрятаться здесь было правильно, но сейчас уже можно вернуться.
– Нет, я хотел сказать, вы доверите мне свой, э-э, бизнес?
– Моя жена тебе доверяет, значит, и я тоже. Кроме того, у меня есть блестящая рекомендация от твоего прежнего работодателя.– Бунтаро начинает ковырять в зубах.– Управлять видеопрокатом – пара пустяков, я за полчаса тебя всему научу. А моя мать будет забегать вечером, чтобы забрать выручку и свести баланс. Ну что? Я могу сказать жене, чтобы она заказывала нам отель в раю?
– Конечно. Я согласен. Спасибо.
– Не стоит, парень. Это бизнес. Давай посидим на ступеньках, выкурим по «Мальборо», чтобы отметить это взаимовыгодное соглашение. Только жене не говори. Предполагается, что к торжественному появлению Кодаи я брошу.
Мы выходим в сад и выкуриваем почти целую пачку, слушая лягушек и плеск дождя в пруду. Дождь и дым держат москитов на расстоянии.
– Кстати,– говорит Бунтаро,– имя Аи Имадзё тебе, случайно, ничего не говорит?
Я чешу себе затылок и киваю.
– Друг или враг?
– Надеюсь, что друг. А в чем дело?
– По всей видимости, сегодня утром она зашла в бюро находок в Уэно, чтобы заявить о пропаже Эйдзи Миякэ. Моя мать сказала, что ты неожиданно уехал из Токио по семейным делам. Юная дама состроила гримаску «как мило, что он дал мне знать!», поблагодарила мою мать и ушла.
Мое лицо непроницаемо.
– Что ж,– Бунтаро встает на ноги,– пойду расскажу жене хорошие новости.
Я выхожу в коридор вместе с ним. Бунтаро делает вид, что проверяет пыль.
– Должен сказать, что здесь у тебя чисто, как во дворце. Во всяком случае, чище, чем в твоем роскошном пентхаусе.– Он хлопает себя по нагрудному карману.– Парень, я болван! Совсем забыл. Эта пиктограмма пришла сегодня на твой адрес! Я прошу прощения. Приятных снов.
После того как Бунтаро уходит, я уношу пиктограмму в гостиную и рассматриваю под лампой. «Нагано, Горный рай». Что-то подсказывает мне, что провал в памяти у Бунтаро не случаен – это от моей матери, передано через дядюшку Толстосума. Сажусь, кладу письмо на колено. Оно почти ничего не весит, но как весомо. Небеса, серые от снега, горные склоны, розовеющие цветами сакуры, снег, отливающий бирюзой на фоне неба, счастливые туристы, счастливые лыжники. Снова интимные откровения, избавляющие от чувства вины. Создательница Козла-Сочинителя смотрит на меня сверху вниз из обрамленного ракушками полумрака. Я не вижу ее глаз, но слышу ее голос:
– Мне кажется, ты не совсем справедлив. Шагай дальше. Вскрой и раздели с нами свои страдания.
Совсем как госпожа Сасаки – одновременно добра и сурова.
– Ах,– вздыхает она, и море, что дремлет у нее за спиной, вздыхает вместе с ней,– молодежь.
Долгое падение Питекантропа было прервано густой сетью из проводов и кабеля. Сквозь крошечное отверстие высоко вверху пробивался лишь тоненький лучик света, но ночному зрению древнего человека этого было достаточно. Он замычал.
– Да,– слабым голосом ответил Козел-Сочинитель,– провидение приостановило м-мое падение с помощью попурри из пористого пластика. Госпожа Хохлатка, госпожа Хохлатка, вы меня слышите?
Экономка закудахтала:
– Я так просто не сдамся, мой господин! Возможно, я и старая курица, но крылья у меня еще действуют. А это что за паутина кругом? Я с трудом двигаюсь!
Перед ними распахнулась стена света, и тишину прорезал женский голос:
– Добро пожаловать! – На стене появилось женское лицо.– Добро пожаловать!
На ней была корона, сияющая всеми цветами радуги, и увешанный королевскими регалиями костюм с подкладными плечами. Светлые волосы отливали солнечным светом, губы блестели, но она казалась двумерной, потому что таковой и была. Стена оказалась экраном, освещающим комнатушку, сплошь затканную электрическим кабелем. По полу было мягко ступать из-за устилавших его кожных чешуек и выпавших ресниц.
– Добро пожаловать, о Козел-Сочинитель! Я – королева Эрихнида. А это мой веб-сайт.
