– Теперь, когда ты передумал искать отца, ты останешься в Токио?
Я встаю и начинаю вытирать сковородку.
– Я… еще не знаю. Прежде всего мне нужны деньги, поэтому я, наверное, останусь в «Нероне», пока не подвернется что-нибудь получше… Я хочу показать тебе пару писем, которые прислала мне мать.
Аи пожимает плечами.
– Хорошо.
Я смахиваю с полиэтилена крошки льда; она читает. Заканчиваю с посудой и принимаю душ.
– Ты долго был в душе.
– Э-э… когда я встаю под душ, мне кажется, что я вернулся на Якусиму. Теплый дождь.– Я киваю на письма.– Что ты о них думаешь?
Аи аккуратно вкладывает письма обратно в конверты.
– Я сейчас думаю, что же я о них думаю.
«Фудзифильм» показывает десять часов. Нам пора идти – Аи хочет успеть домой до того, как бары закроются и возможные преследователи разбредутся по улицам, а мне нужно быть на работе к полуночи. Внизу Бунтаро жует «Принглз» и смотрит фильм, полный киборгов, мотоциклов и сварщиков.
– Как салат? – спрашивает он так невинно, что я готов его убить.
Киваю на экран:
– Что смотришь?
– Проверяю два закона кинематографа.
– Какие?
– Первый закон гласит: «Любой фильм, название которого заканчивается на «-атор», ничего не стоит».
– А второй?
– «Качество любого фильма находится в обратной зависимости от количества снятых в нем вертолетов».
– В каком-то смысле,– говорит Аи, когда мы приходим на станцию Кита-Сэндзю,– я хотела бы, чтобы ты не показывал мне этих писем.
– Почему?
Аи позвякивает монетами.
– Не думаю, что тебе понравится то, что я действительно думаю.
Последние мотыльки осени вьются в мигающем свете фонарей.
– Я показал их тебе именно затем, чтобы услышать, что ты о них думаешь.
Аи покупает билет – я показываю проездной,– и мы спускаемся на платформу.
– Ты нужен своей матери, и твоя жизнь могла бы стать намного богаче, если бы она была радом. Твоя отстраненность не поможет ни тебе, ни ей. Эти письма – переговоры о мире.
Ее слова отчасти сбивают меня с толку.
– Если она хочет, чтобы я написал ей или позвонил, почему она не дала мне свой адрес в Нагано?
– А тебе не приходило в голову, что она боится дать тебе возможность отвергнуть ее? – Аи ловит мой взгляд.– И потом, она ведь написала тебе, где живет,– «Гора Хакуба».
Я смотрю в сторону.
– «Гора Хакуба» – это не адрес.
Аи останавливается.
– Миякэ, для такого умного парня,– «вззззззззз!» – звенит мой детектор сарказма,– ты просто виртуоз самообмана. У подножия Хакубы не может быть больше десятка отелей. По сравнению с поиском безымянного человека в Токио найти твою мать – пара пустяков. Ты мог бы найти ее завтра к вечеру, если бы действительно хотел.
Эта девушка зашла слишком далеко. Я понимаю, что надо остановиться, но не могу.
– А почему ты так уверена, что не хочу?
– Я тебе не психоаналитик.– Аи небрежно пожимает плечами.– Это ты мне скажи. Злишься? Винишь ее?
– Нет.– Аи абсолютно ничего не понимает про все эти вещи.– У нее было семь лет, чтобы вернуться к нам, и еще девять лет, чтобы вернуться ко мне.
Аи хмурится:
– Хорошо, но если тебе не хочется знать, что я на самом деле думаю о твоих делах, говорил бы о погоде, а не показывал личные письма. И какого черта, Миякэ…
– В чем дело?
– Аи почти кричит:
