Странно, но, когда я вспоминаю, что буду жить здесь лишь до тех пор, пока не найду своего отца, Токио мне почти нравится. У меня такое чувство, будто я на каникулах на другой планете, где выдаю себя за местного жителя. Может, я даже останусь здесь еще на какое-то время. Мне нравится показывать проездной сотрудника ЯЖД контролеру у турникета. Мне нравится, что никто не сует свой нос в чужие дела. Нравится, Что рекламные плакаты меняют раз в неделю – на Якусиме их меняют раз в десять лет. Мне нравится каждый день ездить в метро от Кита-Сэндзю до Уэно, нравится тот отрезок пути, когда поезд идет под уклон, ныряет под землю и превращается в подводную лодку. Мне нравится смотреть, как мимо на разной скорости проходят другие подводные лодки, и можно в шутку воображать, что едешь в обратную сторону. Мне нравится ловить взгляды пассажиров в параллельных окнах – будто одновременно вспоминаются две истории. По утрам отрезок между Кита-Сэндзю и Уэно забит до невероятия. Когда поезд меняет скорость, мы, трутни, все, как один, апатично качаемся и пошатываемся. Обычно только любовники и близнецы становятся так близко друг к другу. Мне нравится, что в подводной лодке не нужно ничего решать. Нравится приглушенный стук колес. Токио – это один огромный механизм, состоящий из деталей помельче. Трутням известно предназначение лишь их собственных крохотных винтиков. Интересно, каково предназначение Токио? Для чего он? Я уже выучил названия станций между тем местом, где живу, и Уэно. Я знаю, где стать, чтобы сойти как можно ближе к выходу в город. «Никогда не садись в первый вагон,– говорит дядя Асфальт.– Если поезд с чем-нибудь столкнется, его раздавит всмятку – и будь предельно внимателен на платформе, когда поезд подходит, чтобы тебя не столкнули под колеса». Я люблю вдыхать настой из запахов пота, духов, раздавленной еды, копоти, косметики. Я люблю вглядываться в отражения лиц, пока не покажется, что я могу листать их воспоминания. Подводные лодки возят трутней, черепа возят воспоминания, и то, что для одного человека – выгребная яма, для другого может быть раем.
– Эйдзи!
Андзю, кто же еще. Луна сияет, словно прилетевший за добычей НЛО, воздух насыщен благовониями, которые бабушка воскуряет в жилых комнатах, чтобы отпугнуть комаров. Андзю говорит шепотом, чтобы не разбудить ее:
– Эйдзи!
Забравшись на высокий подоконник, она обхватывает колени руками. На татами[30] и выцветшей фусуме[31] пляшут бамбуковые тени.
– Эйдзи! Ты не спишь?
– Сплю.
– Я наблюдала за тобой. Ты – это я, только мальчик. Но ты храпишь.
Она хочет разбудить меня, вот и злит.
– Не храплю.
– Храпишь, как свинья. Угадай, где я была.
– Дайте мне поспать.
– В туалетной яме.
– На крыше! Туда можно залезть по балконному шесту. Я нашла дорогу. Там так тепло. Если смотреть на Луну долго-долго, то увидишь, как она движется. Я не могла уснуть. Какой-то настырный комар все время меня будил.
– А меня будит моя настырная сестра. Завтра у меня футбольный матч. Мне нужно выспаться.
– Значит, тебе нужно ночью чего-нибудь съесть, чтобы подкрепиться. Смотри.
Сбоку стоит поднос. Омоти[32], соевый соус, маринованный дайкон[33], арахисовое печенье, чай. У нас будут неприятности.
– Когда Пшеничка узнает, она…
Андзю выражением лица и голосом пытается изобразить Пшеничку:
– Может, ваша мать и дала вам кости, малютки, но за то, что у вас в голове, благодарите только меня!
Я смеюсь, как всегда.
– Ты одна ходила на кухню?
– Я сказала привидениям, что я – одна из них, и они мне поверили.
Андзю подпрыгивает и бесшумно приземляется мне в ноги. Я понимаю, что сопротивление бесполезно, поэтому сажусь и кусаю скрипучий кусок маринованной редьки. Андзю проскальзывает ко мне под футон и макает омоти в блюдце с соевым соусом.
– Мне снова снилось, что я летаю. Только приходилось махать крыльями изо всех сил, чтобы удержаться в воздухе. Я видела, как целая толпа людей ходит туда-сюда, а еще ту полосатую цирковую палатку, где жила мама. Я уже хотела спикировать на нее, когда этот комар меня разбудил.
– Ты поосторожней со своими падениями.
– Андзю жует.
– Что?
– Если тебе приснится, что ты падаешь и бьешься о землю, ты на самом деле умрешь, прямо в постели.
Какое-то время Андзю продолжает жевать.
– Кто так говорит?
– Ученые так говорят.
– Чепуха.
