высоту дома, и с лета посылает через все поле. Мяч парит над нападающими противника. Защитники медленно бегут на свою половину поля, не зная, что бьют по их воротам. Зрители не верят своим глазам. Игроки оглядываются, не понимая, куда мог деться мяч. Вратарь противника фотографируется с девочкой, и мяч падает на землю раньше, чем он понимает, что требуются его услуги. В панике он бросается за линию ворот. Мяч перескакивает через вратаря, и южный ветер направляет его вниз, прямо в сетку.
Прогулка пешком от станции Кита-Сэндзю до «Падающий звезды» обычно проветривает мне мозги, но сейчас я не могу не думать об Аояме, который заперся в своем кабинете целясь арбалетной стрелой в голову чиновнику в красных подтяжках и костюме в тонкую полоску. Суга остался там после работы, но мне хотелось побыстрее убраться. Я даже не попрощался с Сугой. В «Падающей звезде» Бунтаро приклеился к телевизору, черпая ложкой мороженое с австралийским орехом.
– Ну, ты даешь, Миякэ. Ты у нас просто посланник рока.
– Что вы имеете в виду?
– Взгляни на экран! В Уэно не случалось ничего подобного, пока ты не начал там работать.
Обмахиваясь бейсболкой, смотрю на экран. Камера с увеличением показывает кабинет Аоямы снаружи, снимая, как я думаю, из отеля «Терминус». Жалюзи закрыты. «Вокзал Уэно в осаде».
– Не может быть и речи о том,– убеждает полицейский толпу журналистов,– чтобы в настоящий момент проводить захват с применением силы.
– Внушают ему ложное чувство безопасности,– говорит Бунтаро.– Что за тип этот Аояма? Он что, совсем с катушек слетел? Или любитель работать на публику?
– Не знаю… Он просто несчастен.
А я плюнул ему в чайник. Устало поднимаюсь по лестнице.
– Ты не будешь смотреть?
– Нет.
– О, кстати. Насчет этой твоей кошки.
– Я выглядываю вниз:
– Вы нашли ее хозяина?
Одним глазом Бунтаро продолжает смотреть телевизор:
– Нет, дружище, но, похоже, она отправилась к правителям. Если только у нее не было близнеца. Сходство разительное. Утром еду я на своем скутере и что, как ты думаешь, вижу у сточной канавы напротив «Лоусонз»?[46] Дохлую кошку, а над ней жужжат мухи. Черная, белые лапы и хвост, клетчатый ошейник с серебряной пряжкой, в точности как ты описал. Когда я приехал сюда, то исполнил свой гражданский долг и позвонил в муниципалитет, но кто-то уже сообщил о ней. Нельзя, чтобы подобные вещи валялись на улице в такую жару.
Это мой самый плохой день.
– Извини, что принес дурные вести, и вообще…
– То есть второй самый плохой.
– Это всего лишь кошка,– бормочу я.
Захожу в свою капсулу, сажусь и понимаю, что не хочу ничего, кроме как докурить пачку «Данхилла». Телевизор смотреть не хочется. По пути я купил лапшу в стаканчике и упаковку мятой клубники, но аппетита нет. Слушаю, как улицу заполняет вечер.
Когда на следующее утро паром везет нас обратно, Якусима никак не может обрести свою полную величину. День сияет солнечным светом, но впечатление, что этот бесконечный остров – всего лишь ее уменьшенная копия, только усиливается. Я высматриваю Андзю на волноломе – и, когда не нахожу, признаюсь себе, что мое приподнятое Настроение подпорчено. Андзю – мастер дуться, но тридцать шесть часов – это слишком, даже для моей сестры.
Расстегиваю молнию спортивной сумки – приз лучшему игроку матча вспыхивает на солнце. Ищу взглядом храм бога грома – и на этот раз нахожу. Пассажиры потоком устремляются вниз по деревянным сходням, и мои товарищи по команде исчезают в приехавших за ними автомобилях. Я машу им рукой. Господин Икэда хлопает меня по плечу и, как это ни удивительно, улыбается.
– Хочешь, подвезу?
– Нет, спасибо, меня будет встречать сестра.
– Хорошо. Завтра первым делом тренировка. И скажу еще раз, ты хорошо поработал, Миякэ. Повернул всю игру. Три – ноль! Три – ноль! – Икэда сияет при мысли об одержанной победе.– Тренер-то их, кретин, жирная рожа, перестал ухмыляться! Он был в отчаянии, я поймал это в камеру!
Направляясь из порта вверх по центральной улице, через старый мост, всю дорогу до горла лощины я пинаю камешек. Камешек повинуется любому моему желанию, В рисовых полях отражается солнце. Показались первые стрекозы. Это начало долгого пути, в конце которого Кубок мира. Заброшенный дом глядит на меня пустыми глазницами окон. Я прохожу мимо ворот-тори, и у меня возникает желание сейчас же побежать наверх и поблагодарить бога грома – но сначала я хочу увидеться с Андзю. Висячий мост вздрагивает под моими шагами. В воде виден косяк крошечных рыбок. Андзю наверняка дома, помогает бабушке готовить обед. Беспокоиться не о чем. Я открываю входную дверь:
– Я вернулся!
Топот Андзю…
Нет никакого топота. По обуви у стены вижу, что бабушки тоже нет. Должно быть, они отправились навестить дядю Асфальта, и мы случайно разминулись у нового здания порта, пока господин Икэда со мной разговаривал. Я залпом выпиваю стакан молока и ныряю на диван.
Закрывая глаза, на внутренней стороне своих век вижу, как футбольный мяч выписывает правильную параболу, выгибающуюся над вулканом и прогибающуюся под перекладиной стоящих вдалеке ворот.
