метров. Франкенштейн с помощником режиссера этого черного фарса заключают пари – какой способ я предпочту. Когда кончается надежда, уже не теряешь от страха голову. Вот и Монгол, идет ко мне по недостроенному мосту. Мой правый глаз так распух, что ночь перед ним плывет. Да, конечно же, я напуган и расстроен тем, что моя глупая жизнь заканчивается так быстро. Но больше всего на меня давит кошмар, груз которого не дает идти. Я – как скотина на бойне, ждущая, что ей размозжат череп. Зачем говорить что-то? Зачем умолять? Зачем пытаться бежать, когда единственный выход – падение в темноту? Если голова и уцелеет, то остальное тело – нет. Монгол сплевывает и кладет в рот свежую пластинку жвачки. Вынимает пистолет. После того что случилось с Андзю, мне по нескольку раз в неделю снилось, что я тону, пока у меня не появилась гитара. В тех снах я справлялся со страхом, прекращая борьбу, и сейчас я делаю то же самое. У меня осталось меньше сорока секунд. В последний раз я разворачиваю фотографию своего отца. Его лица сгиб не коснулся. Да, мы действительно похожи. Хоть в этом мои мечты сбылись. Он грузнее, чем я думал, но выглядит отлично. Касаюсь его щеки в надежде, что, где бы он ни был, он это почувствует. Далеко внизу, на отвоеванной у моря земле, слышны восклицания Ящерицы:
– Додергался!
Бах!
Добивать раненых ему интересней, чем смотреть, как умру я.
– На тебя тоже икота напала, а?
– Бах!
– Пушка! Вот самая клевая видеоигра!
Бах! Один из «кадиллаков», оживая, шуршит колесами. На фотографии мой отец сидит за рулем, улыбаясь тому, что говорит ему Акико Като, которая садится в машину. Далекий черно-белый день. Ближе друг к другу нам быть не дано. Звезды.
– Кто я? – Глава Якудзы повторяет мой вопрос. Его губы едва шевелятся, а голос звучит совершенно безжизненно. – Мой бухгалтер называет меня «господин Морино».
Мои люди называют меня «Отец», Мои налогоплательщики называют меня «Бог». Моя жена называет меня «Деньги». Мои любовницы называют меня «Потрясающий».– Всплеск юмора.– Мои враги называют меня именами своих кошмаров. Ты будешь называть меня «Господин».– Он вынимает сигару из пепельницы и зажигает ее снова.– Сядь. Мы и так выбились из графика.
Делаю, что приказано, и обвожу взглядом присяжных. Франкенштейн, чавкающий биг-маком. Одетый в кожу человек с обветренным лицом, который, по всей видимости, медитирует, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону. Женщина, которая набирает что-то на портативном компьютере со скоростью пианистки. Она напоминает Маму-сан из «Пиковой дамы», и тут я понимаю, что она и есть Мама-сан из «Пиковой дамы». Она не обращает на меня внимания. Слева – три фоторобота из списка бандитов Якудзы. Отделение духового оркестра на отдыхе. Сквозь щель приоткрытой двери уголком глаза я замечаю одетую в свободную юкату девушку, которая лижет фруктовый шербет на палочке. Когда я пытаюсь поймать ее взгляд, она отступает и скрывается из виду. Ящерица садится на стул рядом со мной. Риютаро Морино смотрит на меня поверх наваленной перед ним кучи пенопленовых коробок с закусками. Звуки дыхания, скрип стула, на котором сидит Кожаный пиджак, теппети-теп-теп компьютерной клавиатуры. Чего мы ждем? Морино прочищает горло:
– Эйдзи Миякэ, что ты скажешь в свое оправдание?
– В чем меня обвиняют?
Нож Ящерицы оставляет глубокую царапину по краю стола. Он останавливается в дюйме от моего большого пальца.
– В чем меня обвиняют, господин?
– Я сглатываю.
– В чем меня обвиняют, господин?
– Если ты виновен, то знаешь, в чем тебя обвиняют.
– Значит, я невиновен, господин.
Девушка с мороженым хихикает в соседней комнате.
– Невиновен.– Морино с серьезным видом качает головой.– Тогда объясни, зачем ты был в «Пиковой даме» в субботу девятого сентября?
– Юдзу Даймон здесь?
Морино кивает головой, мое лицо прижимается к крышке стола, рука заламывается за голову; еще градус поворота – и перелом. Ящерица бормочет мне в ухо:
– Как ты думаешь, что ты только что сделал не так?
– Не… ответил… на… вопрос.
Моя рука на свободе.
– Умный мальчик.– Морино прищуривается.– Объясни, зачем ты был в «Пиковой даме» в субботу девятого сентября.
– Меня привел Юдзу Даймон.
– Господин.
– Господин.
– Однако ты сказал Маме-сан, что не знаком с Даймоном.
Мама-сан бросает взгляд на меня.
– Я тебя предупреждала – терпеть не могу хнычущих малолеток. Может мне кто-нибудь сказать, как будет «пятнадцать миллиардов» по-русски?
