«Кивет-Кетс» – чем не вывеска магазина? Однако выяснилось, что читать это надо с буквы маленькой, в прямом смысле: мускусные кошки.
Их было ровным счетом семьдесят штук, этих пахучих зверьков, выделения желез которых тогда применяли в парфюмерии. Дефо купил их дешево, прямо в Ньюингтоне, у владельца кошачьей фермы, считавшего, как видно, дело неперспективным. Дефо смотрел вперед, ко смотрел, как с ним нередко случалось, чересчур далеко, ибо в тот момент кошки совсем упали в цене, а Дефо в ожидании крупных барышей успел задолжать и с грехом пополам и с убытком от кошачьего хозяйства избавился.
Не выручил его и водолазный колокол. На современный взгляд сооружение совершенно зверское, колокол был для эпохи Дефо последним словом спасательной техники. В принципе изобрел его один швед, которому удавалось опустить этот прибор, в самом деле напоминающий церковный колокол, на глубину больше ста метров, да еще с человеком, стоявшим под металлическим колпаком на небольшой площадке. В этой ныряльной машине крепкие люди могли продержаться иод водой почти полчаса, и применялся этот колокол для подъема товаров с затонувших кораблей. А уж море представляло собой богатейшее кладбище торговых судов. Но Дефо вновь не повезло: проект его компаньона оказался фикцией, и он опять понес одни только убытки. Идея спасательного колокола, видно, сильно им овладела, поскольку за ее осуществление, и с равным неуспехом, принимался он дважды, все не веря, как это можно не использовать столь очевидный способ обогащения.
Но тяжелейший урон нанесли ему корабли. В феврале 1694 года в парламенте было заслушано «прошение Даниеля Фо, торговца, заявившего, что он потерпел значительные материальные убытки из-за войны с Францией». Речь шла о торговых судах, потопленных или захваченных в плен. Позднее такие потери возмещались из государственной казны, а Дефо пришлось просить парламент помирить его с кредиторами.
С должниками-банкротами тогда было так: в случае бегства – при поимке смертная казнь. Добровольное подчинение закону – тюрьма. После тюрьмы соответственно руки уже не подадут: тоже в своем роде смерть – деловая.
Дефо это касалось в первую очередь, поскольку деньги на фрахт судов он, погоревший с кошками и с колоколом, почти целиком занял. В нижней палате, где заседали люди торговые, подобные ему самому, указ получил одобрение, зато палата лордов после двух дней обсуждения проект отклонила. В основном было это сделано в пику Вильяму III, считавшему войну с Францией целью своей жизни.
А общественный энтузиазм англичан распределялся тогда но двум основным направлениям. Одни хотели видеть Англию обособленной страной, в полном смысле островом, это были обломки старой аристократии, владевшей землей. А те, в чьих руках имелись корабли и товары, искали путей ко всему остальному миру. Но пути эти вели к войнам, к большим расходам, и Дефо, энтузиаст мировой торговой политики, испытал все издержки военно-деловой экспансии в первую очередь на себе. Дефо отважно обещал кредиторам удовлетворить их требования и действительно спустя десять лет сумел из семнадцати тысяч вернуть более двух третей, но все-таки не расплатился полностью… За ним так и тянулась цепь, и любой из недругов – их у Дефо было довольно – мог при желании дернуть эту цепь очень чувствительно. Практически по законам того времени он в любую минуту мог быть объявлен преступником и посажен за решетку.
Банкротство поставило Дефо на всю жизнь в двусмысленно зависимое положение. В принципе он лишился личного статуса, попал в вечное услужение. О том, что он и где он, подчас теряла понятие даже его собственная семья. Подпольно-секретная жизнь сделалась для него обычным состоянием. Всякий публичный успех – а успехи у него были, и даже очень громкие – оказывался омрачен и преуменьшен сомнительной известностью человека с запятнанной репутацией. Несмотря на то, что именно в эту пору ему удалось восстановить фамильное «де» (1695) и об этом даже в газете было объявлено, он все же не смог вернуть прежнего, более скромного, но зато открытого, определенного и уважаемого имени. Если как раз тогда сделался он доверенным лицом короля, то доверие держалось на полной зависимости Дефо от высокого патрона: унизительная субординация, также сохранившаяся для него на всю жизнь, на протяжении долгой государственной службы: маленький человек в большой политике.
Да, он утверждал, что неизменно оставался верен только своим собственным убеждениям. Но каково было современникам? Пусть только по видимости, все же менялся он прямо у них на глазах так быстро и часто, что принимали его или за какого-то другого человека, или же за лицемера.
Даже теперь, когда есть возможность охватить весь его путь целиком, интегральность его личности усматривается с трудом.
ПРОСТАЯ РЕЧЬ
Книгу, которая заставляет нас интересоваться биографией Дефо, он написал, когда ему было уже под шестьдесят, а до тех пор? И до тех пор писал Дефо постоянно, с молодых лет. Более того, он, кажется, продолжает писать, потому что от века к веку обнаруживаются все новые и новые его сочинения. И число их растет.
В прошлом столетии количество написанного Дефо определяли в двести названий. Потом стало их больше трехсот. В новейшей библиографии – уже свыше пятисот. «Приключения Робинзона» в этом списке значатся в порядке появления под номером 412.
Однако писателем Дефо не считался. Нет, нет! Кем, собственно, был Дефо? Если бы случилось ему отвечать на опросный лист, то графу «профессия» или «род занятий» заполнил бы он совсем не так, как мы это себе представляем.
Счетчик сборов по оконному налогу – такова должность Дефо в лучшие времена его жизни. Поднимался он даже еще выше, занимая пост казначея-распорядителя королевской лотереи. Но ведь и Ньютон был директором монетного двора. Локк – представитель торговой палаты. Один известнейший в ту пору драматург занимал крупный пост по организации дорожного сообщения и выдаче винных откупов. «Путешествия Гулливера» – единственное произведение Свифта, за которое получил он гонорар. Обычно писателю не платили, а, так сказать, «оказывали покровительство». Поэтому драматург числился по винно- дорожному ведомству, а поэт ходил в «секретарях». Большей частью все это были синекуры, род пенсиона, выдаваемого под видом уплаты за службу, которой человек интеллектуального труда и не занимался.
Служба Дефо ставит перед нами дополнительную трудность. Он ведь в самом деле устраивал лотерею, взимал оконный налог и при этом еще писал.
Некоторые известные о нем данные способны поставить в тупик. Он, например, совершает поездку по Англии, преодолев сотни километров, и тогда же готовы у него тысяча семьсот страниц текста.
Обычная выработка современного литератора составляет от двух до четырех страниц в день. Джек Лондон поставил себе за правило писать ежедневно тысячу слов – пять страниц. Подгоняемый кредиторами Вальтер Скотт писал одно время до двух печатных листов в день, сорок восемь страниц. Не подгоняемый ничем, кроме собственной творческой одержимости, Толстой иногда писал за год, включая почтовую корреспонденцию и дневники, около шестидесяти листов, что составляет тысячу четыреста страниц. Невероятная производительность Толстого объяснялась, как он сам подчеркивал, особой организацией всей
