Женат он был на Марии Мадлене Массов де Плиссе и предоставил своей властной и энергичной жене роль управительницы домом.
Он председательствовал в палате, но дома не имел даже прав судьи. Г-жа Кордье решала все единолично и бесповоротно, а муж, ничего не желавший, кроме спокойствия, соглашался.
У них были две дочери. Старшая — Рене-Пелажи двадцати трех лет. Она не была хороша или, по крайней мере, не казалась красивой на первый взгляд. Ее красота вся сосредоточилась в глазах, нежных, выразительных, подернутых меланхолической дымкой, как будто бы прикрывающей глубокую сердечную тайну.
Глаза эти скрывали под полузакрытыми веками неутоленный пыл цельной и страстной натуры.
Это была обаятельная молодая девушка, но ее очаровательность, подобно прелести скромной полевой фиалки, не бросалась в глаза.
Она не считала себя достойной любви, способной внушить страсть, и не чаяла найти в своем будущем муже беспредельно преданного любовника.
Зеркало ей не говорило того, что говорит многим другим, более самонадеянным.
Она в нем не замечала ни томности своих глаз, ни прелести своей улыбки — казалось, ничто не позволяло ей надеяться на лучезарное будущее.
Излишняя скромность, недоверие к самой себе имели для Рене-Пелажи де Монтрель роковые последствия. Первому, кто заставил забиться ее сердце, она пошла навстречу, полная признательности, и отдалась вся, душой и телом, без сопротивления, без оглядки.
Младшая дочь, Луиза, совсем не была похожа на старшую. Ей было шестнадцать лет, возраст, когда из ребенка расцветает женщина, как из бутона — цветок.
Но это была Джульетта, ожидающая своего Ромео.
Она уже тогда влюблялась тайком, была кокеткой, горячей натурой, падкой до всех удовольствий, скорее чувственной, нежели чувствительной.
Ее характер сквозил в ее блестящих глазах, в ее подвижном, задорном лице, во всей ее женственной фигуре.
Маркиз де Сад, который заботился о том, чтобы его не забыли любовницы, проводил большую часть своих отпусков в Париже.
Семейство Монтрель находилось в дружбе с его семейством. Они часто посещали друг друга. Мало- помалу маркиза стала привлекать блестящая красота Луизы — и рано пресытившийся человек полюбил.
Его возраставшая день ото дня страсть помешала ему обратить внимание на внушенную им самим страсть — его уже любила Рене-Пелажи.
Он этого не знал и не давал ей ни малейшего повода надеяться, но эта безнадежность тем более усиливала ее чувство.
Сестры были соперницами, но одна из них любила сильнее, и, как всегда, именно она-то и оставалась без взаимности.
Рене-Пелажи страдала, но не обнаруживала этих страданий. Она не жаловалась. Она считала себя не вправе жаловаться.
Она не променяла бы маленькие радости, которые ей доставляла ее грустная любовь, ни на какие сокровища мира. Слово, сказанное с большей нежностью, менее равнодушный взгляд делали ее на целый день счастливой. Она снова воспылала надеждой и от души прощала своей сестре и ее молодость, и ее красоту.
Между тем среди желаний, надежд, среди интриг влюбленных родители предусмотрительно обдумывали судьбу детей.
В таинственных совещаниях было решено, что маркиз де Сад женится на Рене-Пелажи. Казалось, что он любил ее спокойной любовью, и этого было достаточно, чтобы назвал своей женой. Терпеливо ожидали, когда он объяснится. Роман втроем тем временем продолжался.
Когда же молодой офицер официально заявил, что его сердце покорила младшая, в семействах де Сад и де Монтрель произошел большой переполох. Эта непредвиденная фантазия расстроила все планы. Решено было не обращать на нее внимания. Супруга президента объявила, что она не согласится выдать младшую дочь замуж ранее старшей, и не было никакой надежды побудить ее изменить свое решение.
Маркиз де Сад некоторое время противился, но затем преклонился перед волей семьи.
Ему ведь предлагали выгодный брак с хорошим приданым. Не значило ли это, что поступают рассудительно и в его интересах?
Свадьба в интимном кружке была отпразднована 17 мая, в церкви Св. Роша.
Взамен красоты Рене-Пелажи принесла своему мужу сердце, полное им одним, и большое состояние.
Жизнь молодых, если бы деньги играли действительно ту роль в счастье, которую им приписывают, могла легко быть счастливой. Маркиза, опьяненная сбывшейся мечтой, забыла часы треволнений и с доверием относилась к мужу. Человек, которого она любила, принадлежал ей по закону. Она надеялась силой своей нежности уничтожить его предубеждение и заставить забыть прошлое. Это сердце, которое продалось, а не отдалось и которое она чувствовала еще таким далеким от себя, она сумеет завоевать и сохранить навсегда.
Сильные страсти слепы. Маркиза де Сад не желала или не могла понять того возмущения и той горечи, которые оставил в глубине сердца ее мужа этот ненавистный брак — результат принуждения. Между им и его женой стоял образ Луизы с влюбленной улыбкой. Воспоминания, сожаления об отсутствующей делали ненавистной покорную, готовую на все жертвы привязанность той, которую он считал для себя чужой.
С целью ли избегать ее, или из желания оскорбить, а быть может, просто, чтобы забыться, он закружился с какой-то яростью в вихре удовольствий, казавшихся ему, в его мучительном состоянии духа, законным отмщением, возмездием. Он снова начал делать долги, завел любовниц и афишировал связь с ними. Но все старания забыться не удавались.
Мимолетные любовные встречи, не оставлявшие после себя ничего, кроме скуки и отвращения, породили в нем желание глумления над этими легко отдающимися, несчастными, неразвитыми женщинами. Не только презрение, но прямо ненависть возбуждали в нем кокотки и актрисы, часто хорошенькие, иногда очень любезные, но которым он не прощал одного — они не были Луизой де Монтрель. Здесь коренится истинная причина того, что называют с тех пор по его имени «садизмом». Так по крайней мере объяснял свои поступки сам маркиз.
Он мстил любви за то зло, которое ему причинила любовь… Страдания, которым он подвергал других, имели конечной целью облегчение его страданий. Сохранив и после своей женитьбы «маленький домик» в Аркюэле, он возил туда не только актрис Большой Оперы и Французской Комедии, принадлежавших, так сказать, к аристократии порока, но и менее известных, менее элегантных женщин, парижских горожанок, желавших вкусить мимоходом запрещенный плод, светских девушек, вступивших на скользкое поприще вольной жизни, но еще не утвердившихся на нем.
Попадали в этот «маленький домик» и проститутки, поджидавшие клиентов на углах улиц. Выбирая их, он рассчитывал, что жалобы этих неизвестных и презираемых женщин не обратят на себя внимания полиции.
В чем именно состояло жестокое обращение с ними в «маленьком домике» в Аркюэле в 1763 году, осталось неизвестным — ни один документ того времени не говорит об этом. Можно лишь предположить, что происходило то же самое, что обнаружено позднее, в 1768 году, и произвело такой крупный скандал.
Словом, подробности эротических безумств маркиза де Сада покрыты мраком неизвестности. Большинство жертв получали от своего палача хорошее вознаграждение и, уходя вполне утешенными, даже не жаловались. Нашлись, впрочем, некоторые, более других измученные или же по своему характеру менее сговорчивые, которые пожаловались, и, к крайнему удивлению маркиза, их жалобы были услышаны.
Более чем снисходительный к своим собственным порокам, Людовик XV охотно проявлял строгость к порокам своих ближних.
Он приказал расследовать случаи в «маленьком домике» в Аркюэле, и маркиз де Сад 29 октября 1763
