– Нет, я серьезно, – заупрямился я. – Простите за все. За рекламу, за пиар-кампанию. Вы были с самого начала правы.
– Я был прав? В чем я был прав? – Он поднял брови и улыбнулся.
– Все свихнулись. Как вы говорили? Бешеные Пароксизмы?
– Понравилось? – засмеялся Бирнбаум. – Я знал, что в эфире задержится.
– Но это правда. Все очумели. Тотальная мания.
– И по-твоему, ты в этом виноват?
– Ну, как бы, – признал я.
– Ерунда. Такое случается.
– И вы так спокойно говорите?
Эзра выудил из кармана флакон с таблетками.
– Видишь? Пару месяцев назад мой врач меня посадил наконец на золофт[217]. Пока дозу вычисляли, намучились страшно. Слишком много – я дергаюсь. Слишком мало – не разрывается депрессивный цикл. И тут меня осенило. На самом деле, я же просто психофармаколог от экономики. Пусть по трубам течет достаточно капитала, чтобы люди не теряли оптимизма, а экономика стабильно росла. Не слишком много – иначе рост маниакальный, а в итоге инфляция. И не слишком мало – сложно брать займы, а в итоге спад.
– Но экономика – не просто психология, мистер Бирнбаум. Это реальная штука. На капитале компании растут.
– Нет-нет, Джейми, это лишь модель. Расслабься. Как она действует, никто не знает. Во всяком случае, после отказа от золотого стандарта или появления международных рынков. Макроэкономика, сынок, – не наука, а религия. Сплошное настроение. В этом суть. Моя задача – ну, была, – поддерживать стабильность. Не решать мировые экономические проблемы, а не допустить, чтоб они вышли из-под контроля. Посредством осторожного регулирования.
– Но ведь благосостояние справедливее всего распределяется при свободном рынке? Нас в школе учили – чем более открыта система, тем более она в итоге стабильна. Как в природе.
– Рынок – не природа, Джейми. С чего ты взял? Даже будь оно так, природа разве способствует выживанию сильнейшего? В результате эволюции получается масса отнюдь не оптимальных ситуаций. Если природа ведет к выживанию сильнейшего, откуда у нас взялась операционная система Windows?[218]
– «Майкрософт» жульничала. Ее потому в суд и отволокли. Чтоб играла по правилам.
– А кто следит за соблюдением правил в природе? Бог?
– Природу не обжулить, – убежденно сказал я.
– С легкостью. Зачем и нужна цивилизация. Чтобы молодые не подмяли старых, а сильные не заменили слабых. Пока сильные и молодые не ослабеют и не постареют настолько, что сами станут зависеть от тех же правил. Цель игры – обжулить природу. Законы поддерживают «статус кво». А кто устанавливает законы, знаешь?
– Кто?
– Мы, Джейми. Евреи.
– Да ладно.
– Правда, – сказал Бирнбаум. – Откуда ноги растут у американской законодательной системы? Из талмудических законов. Своей земли нам не полагалось, так что мы стали специалистами по торгам и сделкам. Адвокатами и банкирами.
– Но мы же не правящий класс. Ну, то есть евреи богаче некоторых, но не супербогачи. Никогда не были. Мой дед сюда приехал без гроша.
– Не сомневаюсь. Наверняка в жуткой спешке, а? Почему, как ты думаешь, мы отовсюду бежали? Вавилон? Испания? Германия? Потому что мы избранный народ?
– Ну и почему? Потому что у нас всемирный заговор? – Я разозлился.
– Мы показываем людям, почему не нужно искать от добра добра. Почему надо свою природу обуздывать. Еврейский опыт учит людей не дичать.
– И это важный урок, – сказал я. – Мы стражи мировой морали. Иногда мученики даже.
– Приятно, а? – улыбнулся Бирнбаум. – Я раньше был, как ты. Думал, еврейский народ – такой подопытный кролик. Принесен в жертву ради мирового блага. Первая линия обороны против фашизма. Но ты посмотри на это с позиции гоя[219]. У евреев обычно приятная белокожая жизнь высше-среднего класса. И денег больше, чем полагается изгнанному ближневосточному народу без реального имущества и на чужой территории.
– Евреям все удается, потому что для нас важно образование. Мы изо всех сил трудимся.
– Ну еще бы. А что в итоге? Мы создаем системы, где власть удерживает горстка монархов или сверхбогачей. Мы менеджеры среднего звена. Банкиры, сборщики налогов. Содержим пару-тройку свадебных генералов, богатых, как свиньи[220]. За небольшие деньги, если учитывать масштаб. Они от инбридинга и траст-фондов так отупели, что манипулировать ими – пара пустяков. А мы зато на фоне их богатства и власти не выгладим настоящими победителями.
– Моя бабушка ходила на демонстрации с лидером рабочего движения. С Юджином Деббсом. Тогда евреи были коммунистами. Активистами.
– Ну, естественно. Они тут были новенькими. И бедняками. А поднявшись, мы сменили амплуа. Поддерживаем порядок вещей. Стабильный рост, но медленный, чтоб реальных перемен не случалось. И все под предлогом социальной ответственности. Думаешь, все эти проекты жилой застройки – для размывания классовых границ? Они просто формализуют бедность. А медленная, стабильная, регулируемая экономика формализует богатство.
– Цель регулирования – защита конкуренции.
– Нет, Джейми, цель регулирования –
Я уже не понимал, что доказываю. Эзра загнал меня в угол.
– А до золофта вы так же думали? – не выдержал я.
– Честно говоря, Джейми, я все это понял, когда ваш ролик увидел. Толпы людей сражаются за право участвовать в свободном рынке. Попасть в игру. А я со своей риторикой их не пускаю. Вот я и подумал – ну, берите свой тортик и ешьте на здоровье.
– Но на самом деле вы же в это не верите? Что евреи лижут задницу богачам ради положения в обществе? Не верите?
– А что? Думаешь, ты исключение, Коэн?
– По-моему, я в этом не участвую. Да.
– Тогда зачем на Морхауса работаешь? Так веришь в собственные идеи? В этот свой Тесланет? Единственную настоящую собственность, единственную подлинно новаторскую идею ты при первой же возможности сбагрил Теллингтону. А он ее на рынок не выведет. Он тебе платит миллионы, чтобы она не попала на рынок.
– Тут все иначе.
– Это почему?
Готового ответа у меня не нашлось. Но свои два лимона я получу, появится ответ или не появится. Потом, если что, покаюсь. Или на благотворительность пожертвую. Даже целую половину. После налогов.
– Слушай, Коэн. Может, ты не такой. Я тебя не сужу. Но я всю жизнь трясся из-за досок, которые падают людям на головы. Из-за того, что за каждым углом – катастрофа. Мне никто спасибо не сказал, и меня уже тошнит до смерти. Если хотят, пускай хоть с обрыва прыгают. Мне теперь до лампочки. Я скоро дедушкой стану.
Выкрикнули мой номер. Я оставил падшего титана в его золофтовом блаженстве, оплатил счет и направился к подземке, не отрывая глаз от тротуара. Чтобы никаких галлюцинаций. Может, дантист мне порекомендует хорошего психотерапевта.
Я подошел к лестнице, и треснутый мобильник в кармане проблеял жалким полузвонком.
– Алло?
На том конце – одна статика. Потом материн голос:
