а оттуда на Бонд-стрит, остановившись всего в пятидесяти метрах от галереи Жан-Пьера. Но вместо того, чтобы повернуть на запад, он повернул на восток и заскочил в «Агнюс», где у него была назначена встреча с сэром Джеффри Агню, главой семейной фирмы. Меткаф собирался узнать о новостях на рынке произведений импрессионистов. Сэр Джеффри торопился на другую встречу и смог уделить Харви всего несколько минут. Стоящих картин импрессионистов у него тоже не было.
Через несколько минут Харви вышел от Агню, держа в руках маленький утешительный приз — макет статуи Родена, обычную безделушку за 800 фунтов.
— Он выходит, — сообщил Робин, — и движется в нужном направлении.
У Жан-Пьера перехватило дыхание, но Харви снова не дошёл до него: на этот раз он остановился у галереи «Мальборо» — посмотреть последнюю выставку Барбары Хэруорт. На выставке он провёл более часа, наслаждаясь великолепными полотнами художницы, но ничего не купил, решив, что цены просто возмутительные. Десять лет назад он купил две её картины всего за восемьсот фунтов, а теперь галерея запрашивала от семи до десяти тысяч за одну картину. Харви продолжил прогулку по Бонд-стрит.
— Жан-Пьер?
— Слушаю, — послышался в динамике нервный голос.
— Он подошёл к углу Кондуит-стрит и сейчас всего лишь в пятидесяти метрах от твоей галереи.
Жан-Пьер подготовил витрину, убрав из неё акварель Сазерленда «Темза и лодочник».
— Повернул налево, вот гад какой! — произнёс Джеймс, стоявший напротив галереи. — Идёт по правой стороне Брутон-стрит.
Жан-Пьер поставил Сазерленда обратно на мольберт в витрине и поспешил в туалет, бормоча себе под нос:
— Я не могу справиться с двумя видами дерьма одновременно.
Тем временем Харви зашёл в ничем не приметный подъезд на Брутон-стрит и поднялся по лестнице в галерею «Туутс», ставшую известной именно благодаря картинам импрессионистов. Кли, Пикассо, две картины Сальвадора Дали — всё это было не то, что искал Харви. Хотя Кли был и хорош, но не настолько, как тот, что висел в столовой его особняка в Линкольне. Кроме того, он не вписывался ни в один из замыслов Арлин, занимавшейся интерьерами их недвижимости. Управляющий галереей Николас Туут обещал следить за поступлениями и позвонить Харви в «Клэриджис», если появится что-нибудь интересное.
— Он опять вышел на улицу, но, по-моему, идёт обратно в отель.
Джеймс стал мысленно уговаривать Харви повернуть назад и двигаться в сторону Жан-Пьера, но тот неуклонно шёл к Беркли-сквер, только один раз отклонившись от курса — к галерее О'Хейна. Альберт, старший швейцар «Клэриджис», сказал ему, что там в витрине был выставлен Ренуар, — так оно и было на самом деле. Но полотно оказалось недоконченным. То ли Ренуар написал его просто так, чтобы потренироваться, то ли оно так не понравилось ему, что он не стал заканчивать работу. Харви захотелось узнать цену, и он вошёл в магазин.
— Тридцать тысяч фунтов, — ответил продавец на его вопрос, словно разговор шёл о десяти фунтах и покупка этой картины во всех отношениях была выгодной.
Харви даже присвистнул. Его всегда удивляло, как второсортная картина известного мастера может стоить тридцать тысяч, а великолепная работа художника без громкого имени принесёт тому всего несколько сотен долларов. Поблагодарив продавца за беспокойство, Харви вышел из галереи.
— Приятно, что вы не забываете о нас, мистер Меткаф, — донеслось ему в спину.
Харви всегда льстило, когда люди помнили его фамилию. Но, черт побери, они обязаны помнить, что в прошлом году он купил у них Моне за 62 000 фунтов.
— Он определённо возвращается в отель, — сообщил Джеймс.
Харви зашёл в «Клэриджис» всего на несколько минут, чтобы взять их знаменитую, специально приготовленную корзину сандвичей с икрой, говядиной, ветчиной, сыром и шоколадным тортом для более позднего ленча на Уимблдоне.
По графику теперь настала очередь Джеймса наблюдать на турнире за Меткафом, и он решил взять с собой Энн. Почему бы и нет? Ведь она знала всю правду.
Сегодня был женский день, и очередь Билли Джин Кинг, бойкой американской чемпионки, выйти на корт. Её противницей была американка Кэти Мей, которая выглядела так, будто догадывалась, что её ждут тяжёлые времена. Аплодисменты, которыми встретили Билли Джин, были слабоваты для её возможностей, но по непонятной причине она так никогда и не стала фавориткой Уимблдона. Харви сопровождал гость, которого едва можно было принять за уроженца Средней Европы.
— И где ваша жертва? — поинтересовалась Энн.
— Почти прямо напротив — разговаривает с мужчиной в светло-сером костюме. Его собеседник похож на чиновника ЕЭС.
— Вот тот толстый коротышка? — спросила Энн.
— Именно, — ответил Джеймс. Замечание, высказанное Энн, заглушил крик рефери «Игра!» и внимание зрителей сосредоточилось на Билли Джин. Было ровно два часа дня.
— Спасибо, Харви, что пригласили меня на Уимблдон, — сказал Йорг Биррер. — Сейчас столько работы, что позволить себе такой отдых я просто не могу. Рынок нельзя оставлять без присмотра больше чем на несколько часов: где-нибудь обязательно разразится скандал.
— Если вас так волнуют скандалы, не пора ли подумать об отставке? — заметил Харви.
— А кто займёт моё место? Я уже десять лет председатель этого банка, и найти достойного преемника совсем не просто.
— Первый гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 1-0.
— Послушайте, Харви, мы с вами давно сотрудничаем, и, зная ваш характер, думаю, вы пригласили меня сюда не просто ради удовольствия.
— Как вы обо мне дурно думаете, Йорг.
— Иногда приходится. Работа такая,
— Ладно. Я хотел узнать, в каком состоянии находятся три моих счета, а вы узнаете о моих планах на ближайшие месяцы.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 2-0.
— Официальный счёт номер один составляет несколько тысяч долларов в приходной части. Номерной товарный счёт, — Биррер задержался, чтобы раскрутить маленькую бумажку с напечатанным на ней аккуратным столбцом цифр, — в минусе на 3 726 000 долларов, но на нём размещены 37 000 унций золота по нынешней рыночной цене 135 долларов за унцию.
— И что вы мне посоветуете?
— Продолжайте в том же духе. Я так считаю, что ваш президент или объявит о новом золотом стандарте, или разрешит вашим соотечественникам покупать золото на открытом рынке не раньше начала следующего года.
— Я тоже так считаю; и всё-таки, думаю, начнём продавать его за несколько недель до того, когда на рынок хлынут массы. На этот счёт у меня своя теория.
— Пожалуй, Харви, вы, как всегда, правы.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 3-0.
— Сколько возьмёте с меня за овердрафт?
— Полтора процента сверх межбанковской процентной ставки, которая сейчас составляет 13,25 процента. Следовательно, мой банк получит с вас 14,75 процента. Это учитывая, что цена на золото за год подскочит почти на 70 процентов. Конечно, цена не будет расти вечно, но пара месяцев в запасе у нас пока есть.
— Отлично, — подвёл итог Харви, — подождём до первого ноября, а там сверим нашу информацию. Как всегда, кодированным телексом. Не представляю, что бы мир делал без швейцарцев.
— Будьте осторожны, Харви. Знаете, у нас в полиции специалистов по мошенничеству гораздо больше, чем по убийствам.
— Занимайтесь своими делами, Йорг, а уж о своих я позабочусь сам. И если вдруг настанет день, когда я стану нервничать из-за нескольких чиновников из Цюриха, получающих нищенскую зарплату, я дам вам знать. А теперь давайте перекусим и будем наслаждаться игрой. О третьем счёте поговорим в другой
