лет, столкнувшись с этим на собственном опыте, выяснил, что это действительно так.
Это было немного похоже на классический для детской литературы момент, когда герой однажды утром выходит на улицу и обнаруживает дверь там, где вчера была глухая стена. А за той дверью — бесконечный сад, полный бесконечных приключений.
Глава 6. ВЫЙДЯ ПОД ПОЛУДЕННОЕ СОЛНЦЕ
Хаксли ликовал.
Мескалин был «самым удивительным и значительным переживанием, доступным людям, плывущим по эту сторону Блаженного Видения», — как телеграфировал он своему нью-йоркскому издателю Хэролду Раймонду, добавляя, что он сейчас работает над большим эссе, в котором затрагиваются «всевозможные вопросы эстетики, религии и теории познания». Он планировал назвать эссе «Двери восприятия», отсылая читателя к словам Блейка:
Хаксли написал «Двери восприятия», которым было суждено стать самой известной книгой среди психоделической прозы буквально за месяц. И когда он закончил книгу, перед ним оказалось методичное описание того дня с Осмондом — события, подобного, говоря языком дхармы, моменту, когда тело Будды проявляется в ограниченной реальности, — с щедрым добавлением предположений относительно того, что все это могло бы означать в терминах человеческой психологии.
Это значило, полагал Хаксли, что Бергсон и английский философ К.Д. Броуд были правы, когда рассматривали мозг как обширный редукционный клапан, «о существовании которого большинство из нас помнит или даже постоянно чувствует это, но тем не менее в действительности пользуется лишь небольшим ограниченным количеством выборов, предназначенных для практического использования». Подобно эго Фрейда, этот редукционный клапан постоянно окружен бушующими потоками «свободного сознания», в котором, согласно Хаксли, располагались юнговское архетипичное бессознательное, фрейдовское патологическое подсознательное, «сокровищница» Майера[44] и все остальные бессознательные состояния.
И подобно эго Фрейда, этот редукционный клапан не был водонепроницаем: его изоляция была восприимчива к давлению.
«Как только свободное сознание просачивается сквозь клапан, — писал Хаксли, — начинают происходить всевозможные биологически бессмысленные вещи. В некоторых случаях у человека возникают экстрасенсорные способности. Другим являются прекраснейшие видения. Третьи обнаруживают Славу Божью, бесконечную ценность бытия и содержательность настоящей жизни… В заключительной стадии растворения эго проявляется «смутное понимание», что Все во Всем, и в то же время этим Всем является каждый. Вот почему книжные обложки мерцали, наполненные божественным, а безвредный обитый тканью стул в саду напоминал о Страшном Суде.
В идее «свободного сознания» не содержалось ничего принципиально нового: сообразительная обезьяна случайно натыкалась на него в течение тысячелетий — об удачах, промахах и их методах можно было бы написать небольшую книжку. Но вот человечеству повезло — оно обнаружило мескалин. И впервые стало возможно познание Иного Мира. По крайней мере, так казалось.
Когда двери восприятия открыты
Восхищенный открывающимися возможностями — касалось ли это образования, мистики или философии, — Хаксли вскользь упоминал и о некоторых больших проблемах… Например, одной из причин, по которым ему нравился мескалин, было то, что он уничтожает вербальные концепции. Слова становятся лишними. Вам не нужно объяснять словами любовь, печаль или смерть, потому что вы чувствуете это каждой клеткой тела. И это важно для культуры, которая все больше подпадает под власть вербальных конструкций. «Мы легко можем стать как жертвами, так и властелинами вербального, — писал Хаксли в «Дверях восприятия». — Нам необходимо как можно эффективнее использовать слова. И в то же время нам нужно сохранить и, при необходимости, тренировать способность смотреть на мир непосредственно, а не через замутненные стекла концепций, искажающих факты посредством определенных ярлыков абстрактных объяснений».
Но если мескалин мог перенести вас в ту область, которая была предвербальной или даже антивербальной, то это было как плюсом, так и минусом. При попытках описать ее слова ускользают, словно самых тонких инструментов самосознания недостаточно для покорения космического сознания, описанного Бёком. Конечно, определенные трудности были связаны с тем, что Хаксли писал на английском языке, а в нем сильно ощущается недостаток слов для оценки данных вопросов. Санскрит, как любил указывать Джеральд, в этой области превосходит английский — в нем более сорока различных слов для обозначения состояний измененного сознания. Как можно заниматься познанием того, о чем вы не можете Даже говорить? Хаксли не стал исследовать этот центральный парадокс, хотя, при чтении эссе, становится понятно, что он задумывался над этим. Позже, используя правило Фрейда и Юнга, что внутренняя динамика лучше всего выражается через метафоры и притчи, Хаксли стал более смело описывать жизнь, скрывающуюся за «дверью в стене». На одном из первых публичных обсуждений он уподобил личностное эго Старому Свету. «Используя мескалин, — сказал он, — становится возможным уплыть за горизонт, пересечь разделяющий вас океан и оказаться в мире собственного подсознательного:
…с его флорой и фауной репрессий, конфликтов, травмирующих воспоминаний и т. п. Путешествуя дальше, мы достигаем своего рода Дикого Запада, населенного юнговскими архетипическими образами, — сырьевой базой человеческой мифологии. За ним лежит безбрежный Тихий океан. Перенесясь через него на крыльях мескалина, мы достигаем страны, яв-ляющейся психологическим аналогом Австралии. И здесь, среди антиподов, мы обнаруживаем аналоги кенгуру, валлаби и утконоса — целый зверинец абсолютно невероятных животных, которые, однако, существуют и которых можно увидеть.
Вы могли заметить, что здесь у Хаксли в центре описания — причудливые образы путешествия. Описания — на что это похоже, путешествие в ту область, которую спиритуалисты называли Иным Миром, лежащим вне привычных границ обычного сознания.
«Двери Восприятия» вышли весной 1954 года, и критики были озадачены. Если бы кто-нибудь другой написал книгу, рекомендующую мескалин как «ценное переживание для любого человека, а особенно для интеллектуалов», — писал в «Репортер» Марвин Барретт, — это было бы воспринято как «мечты и заблуждения… Но поскольку они исходят от одного из современных мастеров англоязычной прозы, человека огромной эрудиции и интеллекта, который обычно демонстрирует высокую нравственность, они заслуживают более внимательного изучения». После недолгих поисков Барретт нашел некоторых исследователей «лабораторного сумасшествия», использовавших мескалин в качестве психомиметика. Они относились к мескалину с «меньшим восторгом, чем доктор Хаксли и индейцы, — сообщал он. — После экспериментов они обнаружили, что мескалин очень часто вызывает симптомы, неприятно напоминающие признаки шизофрении».
Критические отзывы на «Двери восприятия» сильно напоминали осуждение в «Британском медицинском журнале» хвалебной оды пейотлю Хэвлока Эллиса. В итоге книга добавила еще один параграф в черный список того, «что случилось с Олдосом». «Как странно, что писатели, как Беллок[45] и Честертон например, могут петь хвалу алкоголю (из-за которого происходят две трети автомобильных катастроф и три четверти преступлений) и в то же время считаться добрыми
