сильного, чем те, что не успели пройти курс», сообщали они о результатах эксперимента в «Журнале консультирующего психолога». В обеих группах треть пациентов не испытала никаких изменений, треть почувствовала себя хуже и треть стала чувствовать себя лучше.
Что касается этой последней группы, то выяснилось, что с пациентами кое-что произошло — все они испытали некий неуловимый животворящий толчок, который «столь же мало поддается описанию, как и любовь или счастье, и столь же важен, как момент благодати или момент сотворения мира», — писал Бэррон.
Исследование, проведенное Лири в клинике Кайзера, было замечено в профессиональных кругах, так же как и его следующая книга «Межличностная диагностика личности», которую «Ежегодный обзор психологии» хвалил как «самую важную книгу по психотерапии в этом году». Казалось, Лири прочно утвердился на профессиональной почве. Так оно и было бы, если бы не неожиданное самоубийство его жены Марианны, которая покончила с собой утром в день тридцатипятилетия Лири в их гараже в Беркли.
«Невзирая на то, что это самоубийство было совершено в припадке злобной мстительности, Лири был абсолютно раздавлен; он полностью поседел за четыре месяца», — вспоминал Бэррон.
Кроме того, смерть Марианны имела и другие последствия. Она внезапно освободила Лири, подобно тому, как Малыша освободила смерть Старика. Он мог делать теперь все, что хочется, а он давно рвался в Европу, собирался жить на случайные заработки и работать над своей книгой. Через несколько месяцев после смерти Марианны Лири уволился из клиники Кайзера и в сопровождении двоих детей и чемодана записок отплыл в Испанию. Записки содержали «тысячу тестов и нумерованных списков, которые с определенностью свидетельствовали о том, что психотерапия не помогает» и должны были лечь в основу его следующей книги, где он хотел развить теорию о витализирующем контакте-транзакции, которая должна была бы (если бы он только смог остановить на миг и описать мимолетные прекрасные видения, что клубились в его голове) стать столь же знаменитым трудом по психологии для второй половины двадцатого века, каким было «Толкование сновидений» Фрейда для первой.
Но книга не шла. Лири переезжал с места на место, читал случайные лекции в Испании и Дании, а потом обосновался во Флоренции, где Бэррон и нашел его весной 1958 года. Бэррон взял с собой бутылку виски «Джеймсон», чтобы отпраздновать воссоединение. По мере того как виски убывало, двое друзей все живее обменивались новостями.
Бэррон приехал в Европу по делу, он только что прилетел из Ирландии, где брал интервью у писателя Шона О'Фаолейна.[79] Перед этим он провел несколько дней в Гарварде на семинаре, посвященном творчеству в научной деятельности, и там, как раз перед тем как улететь из Сан-Франциско, попробовал некие нар — котические грибы… теонанакатль… Psilocybe mexicana… Может быть, Тим припоминает, что читал о них в «Лайф»? То, что эти маленькие грибы смогли вызвать сильные видения у нью-йоркского банкира, очень заинтересовало Бэррона, и он, как только у него будет отпускное время и деньги, собирался повторить путешествие Уоссона. Но прямо перед отъездом он узнал о двух ученых из государственного университета в Мехико, которые получили большую поставку грибов и желали разделить их с таким же, как они, исследователем. Лири был несколько скептически настроен и не разделял энтузиазм Бэррона. Отчасти это объяснялось тем, что он не видел, какая польза может быть от природного галлюциногена для решения действительно неотложных проблем психологии, а отчасти потому, что он был занят своими собственными столь же неотложными проблемами (преимущественно связанными с недостатком наличных денег).
Вот почему он навострил уши, когда Бэррон упомянул, что перед отъездом он зашел к своему другу Дэвиду Макклелланду, директору Гарвардской клиники, и тот сообщил ему, что будет в конце месяца во Флоренции. Бэррон советовал Лири позвонить Макклелланду, что Тим и сделал, приехав к тому на велосипеде своей дочери и сжимая подмышкой портфель с рукописями. Назад он возвращался с должностью лектора в Гарварде и перспективами на будущее. Если бы Лири был обречен на роль нищенствующего ученого в средние века, то это было бы похоже на внезапно предложенную синекуру в Риме, поскольку Гарвард был в то время столицей академической психологии.
«Я шествовал по площади Гарварда и чувствовал веяние величия. Высокие вязы, странно-приятное соединение архитектурных стилей, «истинные» ученые, идущие по пересекающимся крест-накрест дорожкам под деревьями. Это были Афины, и я шел по Агоре!»
Так Джером Брюнер, приехавший изучать психологию, описывал свои первые впечатления от Гарварда в 1938 году. Двадцатью одним годом позже, когда там появился Лири, очарование Гарварда было все столь же сильным, только теперь аналогию следовало проводить с Римом, а не с Афинами. Гарвард был колыбелью либеральной технократии, местом, где учтивые уверенные в себе молодые люди превращались в управляющих и менеджеров, в которых нуждался наступающий «американский век». Гарвард обладал почти сексуальной притягательностью и мощью, «качествами, которые были воплощены в одном из его наиболее знаменитых учеников — младшем сенаторе из штата Массачусетс, Джоне Ф. Кеннеди», — который баллотировался в президенты и был избран в 1960 году. Для человека, с презрением относившегося к буржуазным основам современного общества, оказаться в Гарварде, этой Валгалле функционеров, было некоторой иронией судьбы.
Справедливости ради следует отметить, что Лири нравилась атмосфера повышенной интеллектуальной напряженности: здесь каждый, к кому ни обратись, был способен дать молниеносный ответ, здесь было с кем поспорить. Наносить удары и парировать их в академических спорах доставляло ему истинное удовольствие, но одновременно его раздражал местный снобизм, глупая уверенность в том, что все, что исходит из Гарварда, является единственно верным. Гарвард видел в Лири чужака, а тот с удовольствием пускал шпильки по поводу напыщенности своих коллег. Это было как раз то, в чем был заинтересован Макклелланд. Одной из причин, по которой он нанял Тима, кроме очевидного удовольствия от возможности спасти блестящую карьеру, была его вера в то, что Лири сумеет навести порядок в Центре исследования индивидуальности, который размещался в небольшом здании по Дивинити-авеню, 5. Центр был детищем Гарри Мюррея, одного из патриархов исследований по тестированию личности. К тому времени, когда Тим прибыл, Мюррей уже находился в полуотставке, и ежедневные хозяйственные работы перешли к Макклелланду, который символически этому соответствовал в том смысле, что, если Мюррей представлял поколение физиологов, создавших личностные тесты, то Макклелланд представлял поколение, которое училось тому, как их использовать. Цитируя восхищенное интервью в «Психологии сегодня», когда речь заходила об описании тонких структур подсознательного, Маккелланд был «первым человеком, который умел это делать хорошо». Сначала вы создаете средство исследования, затем вы изучаете его и затем используете. Вот где нужен был Лири с его разговорами об экзистенциальной транзактной матрице…
Экзистенциальной — означает, что вы изучаете естественные события, поскольку они разворачиваются без того, чтобы предрешить их вашими собственными концепциями. Транзактной — означает, что вы рассматриваете научный эксперимент как включенный в более широкую социальную структуру в которой экспериментатор является одной из ее составных частей. Психолог не стоит вне события, но сознает свое участие в нем и сотрудничает с пациентом в выработке взаимно удовлетворяющей стратегии.
Оглядываясь назад, ясно понимаешь, что транзактная психология была одной из набегающих волн в поступательном развитии того, что станет гуманистической психологией, так называемой «Третьей силой», которая отличалась как от бихевиоризма («Первой силы»), так и от психоанализа («Второй»).
В отличие от своих предшественников гуманистическая психология вовсе не была монолитной философией души. Скорее ее можно охарактеризовать как группу терапевтических техник, объединенных общими задачами. Пришло время выяснить, что делает людей здоровыми, а не то, что приводит их к болезни. Пришло время осознать, что лечить тело также важно, как лечить разум. Пришло время признать, что витализирующая транзакция действительно имеет место. (Маслоу, один из патриархов «Третьей силы», опубликовал свои первые работы еще в 1956 году.) В мире хватало места для любой лечебной техники, и придерживаться только одной конкретной методики было бы просто признаком научной незрелости.
Но если экзистенциальная транзактная психология, которую поддерживал Лири, была частью этого движения, у нее были и свои собственные уникальные особенности. Самым важным было отношение ко всем
