— Интересно, в эти пятнадцать тысяч входят уродливые мансардные окна наверху и протекающая стеклянная крыша?
— Наверх мы не поднимались. Разумеется, он знает, что это за дом. По его словам, главное — разобраться с подвалом. Он такой смешной! Все время говорил о том, как хорошо будет малышам ползать по теплому полу, и косился на мой живот.
Кен внутренне насторожился, но не подал Виду.
— А кухня?
— За переделку кухни он намерен взять с нас тысячи четыре. Собирается снести перегородку, отделяющую кладовку, и все заменить, кроме раковины. Я сказала, что раковину из сланца лучше сохранить, и он со мной согласился. Зато сантехнику следует сменить полностью. И проводку. Выпей еще бурбону, дорогой.
Она забрала у него стакан и грациозно, как парус, подгоняемый ветром, двинулась в кухню.
— Мне с содовой, — сказал он ей вдогонку. Когда она вернулась, он спросил: — Он тебе понравился?
Фокси ответила не сразу. Судя по складке бледных губ, она собиралась отшутиться, но вместо шутки Кен услышал:
— Кажется, я смогу с ним поладить. Сегодня он был подавленный. Объяснил, что соседская кошка задушила хомяка его дочки.
Кен вспомнил поднос с потрошеными лабораторными мышами и удивился, что еще находятся люди, подверженные таким сантиментам.
— Да, — подтвердил он, — иметь с ним дело придется тебе. Казалось, у нее есть варианты ответа. Она быстро отбросила все, кроме одного.
— Кажется, он не стремится к нам наниматься. Твой друг и он строят новые дома. Ждут демографического взрыва.
— Я бы не назвал Галлахера своим другом. Хейнема порекомендовал другого подрядчика?
— Я просила его кого-нибудь рекомендовать, но он ответил, что не знает, кому еще мы смогли бы доверять. Он был очень нерешительным. Кажется, у него к этому дому собственнические чувства.
— Ну да, дом приглянулся его жене. Но это уже в прошлом.
— Ты все время вспоминаешь его жену. — Быстрая реакция, сверкающие глаза — очень необычно! Он чувствовал, что не все знает, чуял работу неведомого химического вещества. Хейнема не вызвал у нее симпатии; эта догадка, льстящая самолюбию, но неизбежная — кому под силу с ним тягаться? — расположила его к дневному гостю.
— Может, все-таки его перебудить? — сказал он. — Попробуй его очаровать.
Она легко скользила по комнате, как будто проверяла, все ли на месте, водила ладонью по грубым поверхностям, которые скоро станут гладкими, прощалась с уродством — коллекцией ракушек на стене, растениями в горшках. Как-никак, целый месяц беременности она провела в их компании.
Потом она сменила тему.
— Как прошел день?
— Не лучшим образом. У меня депрессия.
«Тебе нужна другая женщина», — подумала она и сказала:
— Слишком много времени занимает дорога на работу и обратно.
— Скорее, слишком однообразен мыслительный процесс. Надо было податься в юристы! В Харфорте юристу стоит произнести одно смешное словечко, чтобы на всю жизнь прослыть остряком.
Она засмеялась, он от неожиданности вздрогнул. Он преображался, сам того не замечая, когда заговаривал о столице штата.
— Сегодня я размышлял о старике Причарде, — продолжил он грустно. Знаешь, что я понял? Что у меня не развито чутье. Я вижу только кучу сора, не различая жемчужных зерен.
— Причард — старик, а ты молод. У стариков нет серьезных мыслей. — Под «серьезным» она подразумевала зреющий в ее утробе плод, темноту, в которой пока что пребывает новый Уитмен.
— Не считая мыслей о смерти. — Обычно Кен не говорил таких вещей. Раньше Фокси считала, что он думает о смерти так же мало, как часы — о том, что в конце концов остановятся. Казалось, он решил для себя эту проблему еще при рождении. Она самостоятельно выработала отношение к смерти.
— Нет, о таких вещах успеваешь надуматься в молодости. А в старости ничего не остается, кроме как радоваться каждому новому дню.
Она приблизилась к полке на подпорках. Там лежал один-единственный забытый прежними хозяевами янтарный шарик с сетью прожилок. Она положила шарик на розовую овальную ладонь, попыталась проникнуть взглядом в его сердцевину и представить там Господа — глубокого старца, которому каждый новый день доставляет огромное счастье. Она недоумевала, почему не может поделиться своей верой с Кеном. Ее вера была невинной, как этот шарик, робкой, зато настоящей. Она бы не потребовала от него многого. Но в его присутствии ей становилось стыдно, она чувствовала себя повинной в двуличии.
Кен поднял глаза, словно очнулся от сна.
— Кто оторвал от дверей доски?
— Он, Хейнема.
— Голыми руками?.. «Прямо так, голыми руками?»
«Конечно, что тут такого? Почему вы сами этого не сделали?»
«Мы думали, это для чего-то нужно».
«Было нужно раньше. Но зима-то кончилась. Здравствуй, весна! Ну-ка… Оторвется, никуда не денется. Я ее тихонько… Пошла! Принимайте работу!»
«Я почти не бывала на террасе. Эти сетки еще можно поправить?»
Он поднял кусок ржавой сетки, скомкал его и показал ей оранжевую пыль, облепившую его ладонь, как пыльца.
«Новые сетки будут стоить вам гроши. Тут можно будет закрепить большие панели. Осенью вы их опустите. Летом эта терраса — самое лучшее, что есть в доме. Ловите бриз!»
«Но она так затемняет гостиную! Я собиралась ее снести».
«Зачем же отказываться от свободного пространства? Вы заплатили за вид. Вот он!»
«Думаете, мы сделали глупость, что купили этот дом?»
«Вовсе нет. Этот дом можно превратить в шикарный. Половина у вас уже есть — остов и размеры. Вторая половина — деньги».
«В этот дом влюбился мой муж. Я бы предпочла жить поближе к Бостону — в Лексингтоне или Ньютауне».
«Знаете…» Фраза осталась незаконченной. Он покачался на прогибающейся половице террасы, проверяя, выдержит ли она его вес.
«Вы хотели что-то сказать?»
«Ваша терраса может провалиться. Не советую устраивать на ней танцы».
«Вы начали какую-то мысль».
«Вам показалось». Она ждала. «Я собирался сказать, что мне делается грустно от вида с вашей террасы. Моей жене здесь очень понравилось, но я не осмелился сделать то, на что решился ваш муж, — взять и купить дом».
«По-вашему, здесь сыграла роль смелость? А по-моему, это вопрос самоуважения».
«Возможно».
«Может быть, это просто не ваше место. Так бывает».
«Спасибо. Именно это я и чувствовал. Я не стремлюсь жить на берегу моря. Мне приятнее ощущать вокруг твердую землю, и побольше. На случай наводнения».
«Кажется, мне тоже. Ненавижу, когда промокают ноги».
«Но вы, наверное, счастливы здесь? Кто-то мне говорил, что вы сами в этом признавались. Хотя это, конечно, не мое дело».
Он был таким учтивым, таким смущенным, готовым в любой момент снова влезть в шкуру наемного подрядчика, что она поспешила подтвердить его предположение:
«Да, вполне счастлива. Хотя немного скучаю. Зато мне понравился город и люди, с которыми я
