чего бы это? Может, потому, что я перегнул палку? Потом рассмеялась. Рассмеялась мне прямо в лицо:
— Мои способы горячо оплакивать утрату любимого человека? Мои?! А ты, Геван Дин, будто чист и невинен, словно новорожденный младенец? Дорогой мой, неужели ты на самом деле собираешься убедить себя в том, что тебя изнасиловали? Против твоей воли! Знаешь, если бы так случилось на самом деле, то тогда это был бы хороший, просто отличный ход. Но все было совсем иначе. Надеюсь, ты не хочешь сказать, что хотел только намазать кремом для загара спину голой женщины. Причем сделать это как можно лучше. Не более того! Ради бога, Геван, давай оба попробуем быть честными друг с другом. Может быть, это единственное достоинство, которое у нас пока еще осталось. Поэтому давай лучше называть это нашими способами оплакивать утрату любимого человека — мужа и брата. Так будет и точнее, и честнее. Кроме того, дорогой, я ведь сожалею куда меньше, чем ты. Как тебе прекрасно известно, я его не любила. А ты любил и продолжаешь любить!
Ники медленно встала и подошла ко мне — высокая, стройная, с лоснящейся нежной кожей, уверенная в себе и уже не скрывающая радости от только что полученного удовольствия... Давным-давно, когда мы знали или, по крайней мере, думали, что рано или поздно обязательно поженимся, то любили друг в друге бесконечную, неуемную жажду физической любви. Она была великолепным партнером — постоянно требовала удовольствий со смелостью и радостью, которые возбуждали меня все снова и снова. И так без конца, в любом месте и в любое время. Казалось, это будет длиться вечно... Но та Ники была всего лишь неопытной, страстно желающей познать как можно больше девчонкой, а не этой зрелой женщиной, которая сейчас стояла передо мной с усмешкой на лице. В расцвете женственности, уверенная в своих силах, точно знающая, когда и как их употребить, чтобы добиться желаемого результата.
Я закрыл лицо руками, почувствовал, как она села на постель рядом со мной, мягко коснулась моей правой кисти и прошептала:
— Давай не будем стараться делать друг другу больно, хорошо?
— Ты говоришь так, будто это ничего не стоит. Мелочи жизни. Пустяки.
— Нет, стоит. Но мы можем попробовать совершить невероятное. Ну, скажем, вернуть время назад. Нам ведь тогда было так хорошо! Может, стоит рискнуть и хорошенько поискать? Когда по-настоящему ищешь, всегда находишь. Помнишь меня?.. Ники. Меня зовут Ники. Я твоя девушка.
В комнате стало уже почти темно. Каким-то невероятным образом Ники удалось создать атмосферу, в которой я, вполне возможно, смог бы искренне поверить в то, что потерянные четыре долгих года были всего лишь глупой, нелепой ошибкой, которую не так уж сложно исправить и снова начать все с самого начала. Я отнял руки от лица, внимательно посмотрел на нее, сидящую совсем рядом.
— Да, помню. Помню тебя очень хорошо.
— Я тоже, Геван. Ты тот самый человек, у которого было все... сила, воля, энергия, но однажды все это почему-то остановилось. Ушло в никуда. Пропало...
— Потому что пропало все, для чего имеет смысл жить и работать.
— Чувствуешь себя виновным за это?
— А что, следовало бы?
— Мне надо было задать тебе этот вопрос. В темноте всегда легче спрашивать. Особенно о по- настоящему важных вещах. Не хотелось бы, чтобы ты впал в раж и мы снова начали все эти крысиные гонки.
— Какое, черт побери, это может иметь отношение к...
— Ш-ш-ш, подожди, не надо, — тихо прошептала она, нежным движением прикасаясь пальцем к моим губам. — Знаешь, у меня для нас с тобой есть один сумасшедший план. Но тут, боюсь, ничего не выйдет. Слишком уж много здесь всего произошло. К сожалению, далеко не самого лучшего. Нам надо придумать что-нибудь другое, надо начать новую жизнь, чтобы попытаться вернуть себе все то, что мы потеряли. Давай куда-нибудь уедем, дорогой. Куда угодно! Как можно скорее. У нас есть деньги. Мы могли бы сесть на пароход или, скажем, взять моторную яхту и... и отправиться куда глаза глядят. Вслед за солнцем... — Она вдруг повернулась, положила голову мне на колени, подняла глаза вверх. — Давай сделаем это, Геван, давай! По-настоящему. Только ты и я, ну а все остальные пусть делают что хотят!
Ее слова звучали так убедительно, так здорово и так просто...
— И что, вот просто так взять и оставить все это? Судя по словам Мотлинга, в последнее время ты, похоже, проявляешь немалый интерес к делам нашей компании.
— Пустяки! Он специально заводит обо всем эти разговоры и вовлекает в них меня. Наверное, хочет утешить, только и всего. Так сказать, своего рода терапия, по Мотлингу. Чем, собственно, я могу им помочь? Да ничем. Впрочем, им это и не требуется. Мотлинг сам вполне способен прекрасно вести все дела компании без моей и даже твоей помощи, дорогой. Нам даже не потребуется приезжать сюда. Вообще!
Да уж, конечно: мы уплывем в синие моря-океаны и годика так это через два сможем с любовью вспоминать старину Кена, испытывать искреннюю признательность нашему доброму другу Стэнли за то, что он так здорово охраняет наши интересы и так эффективно приумножает наши законные дивиденды, в то время как мы путешествуем, как она образно выразилась, «вслед за солнцем», наслаждаемся жизнью в райских местах, останавливаемся в самых шикарных отелях, занимаемся любовью, много, возможно, даже слишком много пьем, но зато всегда в обществе состоятельных, милых, замечательных и, само собой разумеется, на редкость приятных людей. А затем, когда со временем секс и желанное предвкушение его постепенно начнут угасать, мы всегда сможем стимулировать это, найдя в очередном турне подходящую пару, которая будет слишком уязвима, чтобы болтать языком, и вернуть себе то, для чего, собственно, и болтались по миру, — удовольствие. Иными словами, будем продолжать смазывать трущиеся части нашего старого доброго механизма до тех пор, пока они не износятся до самого конца. До самого конца, когда починить их уже будет невозможно, когда санитары выпотрошат сам механизм, как пойманную форель, а у меня тоже, соответственно, аккуратно отрежут все, что положено. Затем нам понадобится корабль и покрупнее, и покомфортабельнее, и капитан, который должен управлять им для нас в любую погоду, пока мы, полностью довольные, сытые, загорелые, будем сидеть рядом друг с другом в шезлонгах где-нибудь на корме, совершенно не зная, о чем говорить, и, уж черт побери, точно давно не испытывая совершенно никаких желаний. Короче говоря, блаженство без конца. Вечное блаженство!
Похоже, Ники предвидела, что я собираюсь или могу сказать, поскольку вдруг резко встала со словами:
— Знаешь, мне почему-то здесь неспокойно, дорогой. Давай пойдем погуляем на свежем воздухе.
Мы молча, неторопливо ступали по мягкой свежей траве в темноте наступившего вечера. На небе уже высветились первые звезды. Ники вроде бы абсолютно естественным жестом нащупала мою левую руку, крепко сжала ее своей. Где-то далеко-далеко на южном горизонте мелькнули и тут же исчезли до странности — во всяком случае, так тогда казалось — ритмически чередующиеся кроваво-красно-белые проблески с башни сигнального авиамаяка. Мы шли вниз по лужайке мимо гаража, пристройки для прислуги, по красивой, ухоженной аллее к затейливому, хорошо продуманному рисунку молодых березок, относительно недавно посаженных у самой кромки леса. Затем остановились совсем недалеко от него.
— Господи, как же мне стыдно, — с искренней грустью признался я. — Очень стыдно!
— Мне тоже, дорогой! Поверь, мне тоже. Но ведь, кроме нас двоих, больше никто об этом не знает, разве нет? Кому мы причинили боль? Мертвому человеку? Понимаешь, нам стыдно не за то, что мы сделали. Мы слишком поторопили события, и теперь нам стыдно, потому что мы пошли против принятых правил приличия и не выдержали должного интервала. Сам по себе наш поступок не может быть постыдным. Таких более чем естественных желаний вообще никогда нельзя стыдиться. Все дело только в том, когда и при каких обстоятельствах они совершаются. Неужели неясно, дорогой? Мы в любом случае собираемся снова быть вместе. Ничто и никто не в состоянии помешать этому, и мы оба прекрасно это знаем. Я никогда, ни одну минуту не прекращала любить тебя, Геван, никогда не прекращала остро чувствовать, как мне тебя не хватало! Так что у нас нет никаких причин чего-либо стыдиться, дорогой.
— Господи, твои слова звучат так рассудительно, Ники. У тебя вообще прекрасный и на редкость удачный дар представлять все, что тебе требуется, очень убедительно и всегда в разумном свете.
— Раньше ты таким не был, Геван. Что случилось? Почему тебе обязательно надо к чему-нибудь цепляться, выискивать что-то плохое? Какой смысл? Просто старайся получать от жизни максимум удовольствия, только и всего. Не стоит так много думать, не стоит себя терзать. Зачем? Что это тебе даст?
