испытания, — втолковываю я канонику. — Но оказывается, правительство соврало даже насчет даты испытаний. Просто чудесное применение денежкам налогоплательщиков, а?
— Вы ведь уже не налогоплательщик Соединенных Штатов, — замечает каноник.
— Советы обещали не проводить испытания, если США не сделают этого первыми, — сказал я. — Неужели вы не видите, что это — преднамеренная провокация? Это вызов! Что нам плевать на соглашения по вооружениям — на любые соглашения, по любым вооружениям! Надо бы каждого американца заставить пожить за пределами США годик-другой. Надо заставить американцев посмотреть на себя со стороны. Чтобы поняли, как по-дурацки они выглядят в глазах всего мира! Им бы послушать, что о них говорят другие — все равно кто! Да в любой другой стране об Америке знают больше, чем сами американцы знают о себе! А о других странах американцы вообще ничего не знают!
Каноник Мэки кротко поглядел на меня, и я уже вижу, куда он сейчас все повернет. Вот так всегда: говоришь ему об одном, а он берет да и переводит разговор на меня лично.
— Я понимаю, Джон, вы огорчены итогами выборов в церковный совет, — сказал он. — Но поймите, никто ведь не сомневается в вашей преданности церкви.
Вот тебе пожалуйста. Я ему о ядерной войне и обычном для американцев самодовольном высокомерии, а канонику Мэки непременно надо поговорить обо мне.
— Вы, конечно, знаете, как вас уважают в нашей общине, Джон, — продолжает каноник. — Но неужели вы не чувствуете, что ваши… ммм… суждения иногда смущают? Это так по-американски — иметь такие… резкие суждения. И так по-канадски — не очень доверять резким суждениям.
— Я канадец, — возражаю я. — Я уже двадцать лет канадец.
Каноник Мэки, долговязый, сутулый, с добродушным лицом, он до того некрасив, что его нескладная фигура уже не кажется страшной, и до того порядочен, что даже его упертые мозги не вызывают раздражения.
— Эх, Джон, Джон, — качает головой каноник — Да, вы гражданин Канады, но давайте посмотрим, о чем вы все время говорите. Вы же говорите об Америке больше, чем любой из моих знакомых американцев! И в то же время вы сильнее, чем любой из моих знакомых канадцев, настроены против Америки. Вы немного… ммм… зациклились на этой теме, вам не кажется?
— Нет, не кажется, — отвечаю я.
— Эх, Джон, — вздыхает каноник Мэки. — Ваш гнев — это ведь тоже не очень по-канадски.
Каноник знает, гнев — мое слабое место.
— Да и не по-христиански, — признаю я. — Каюсь!
— Не нужно каяться! — ободряет каноник — Просто постарайтесь чуть-чуть изменить… свое отношение.
Эти его постоянные паузы раздражают почти так же, как и его советы.
— Вся эта петрушка со «звездными войнами» меня просто бесит, — пытаюсь объяснить канонику. — Единственное, что сдерживает сегодня гонку вооружений, — это договор семьдесят второго года между СССР и США об ограничении систем противоракетной обороны. Сейчас Рейган открыто толкает Советский Союз на то, что бы они продолжали испытывать свое собственное ядерное оружие. А если он будет продвигать свои планы по ракетам в космосе, то заставит СССР в конце концов похоронить и договор семьдесят второго года!
— У вас такая память на исторические события, — замечает каноник — Как вы запоминаете все эти даты?
— Знаете что, каноник…
— Ну-ну, Джон, — примирительно говорит каноник — Я вижу, как вы огорчены, я и не думаю подтрунивать над вами, честное слово. Просто хочу, чтобы вы поняли — выборы в церковный совет…
— Да плевать мне на выборы в церковный совет! — перебиваю я со злостью, ясно показывающей, что на самом деле мне вовсе не плевать. — Простите, — тут же остыл я.
Каноник положил мне на плечо свою теплую и слегка влажную руку.
— Нашим более молодым членам приходского правления вы кажетесь немного чудаком, — признался он мне. — Они не понимают, что происходило в те годы, когда вы оказались здесь. Им хочется знать: почему — притом, что вы так громогласно поносите Соединенные Штаты, — почему вы так мало похожи на канадца? Вы же так и не стали канадцем, знаете ли, а это смущает и тех прихожан, что постарше. Это смущает даже тех из нас, кто помнит обстоятельства, которые привели вас сюда. Если вы решили поселиться в Канаде, почему вас так мало с нею связывает? Почему вы так мало знаете о нас? Джон, только не обижайтесь, это шутка: но вы ведь даже Торонто толком не знаете.
Вот в этом весь каноник Мэки. Я переживаю из-за войны, а его заботит, что я могу заблудиться, стоит мне шаг ступить за пределы Форест-Хилла. Я ему толкую о том, что может сорваться самый значительный договор между США и Советским Союзом, а каноник иронизирует насчет моей памяти на даты!
Да, память на даты у меня хорошая. Как насчет 9 августа 1974 года? Карьере Ричарда Никсона пришел конец. А как насчет 8 сентября 1974-го? Ричард Никсон получил прощение. А потом было 30 апреля 1975-го: подразделения Военно-морского флота США эвакуировали из Вьетнама последних оставшихся там военных советников и дипломатов — операция под названием «Частый ветер».
Каноник Мэки управляется со мной весьма умело, это да. Его замечания насчет «дат» и, как он это называет, «памяти на исторические события» работают на привычную посылку: я, мол, живу прошлым. Каноник Мэки заставляет меня задуматься, считать ли мне свою верность памяти каноника Кэмпбелла одним из проявлений того, что я живу прошлым. В те годы, когда я чувствовал в канонике Кэмпбелле родственную душу, я жил прошлым гораздо меньше, впрочем, то, что мы сейчас называем прошлым, тогда было настоящим; и мы с каноником Кэмпбеллом жили в нем, и оно целиком поглощало нас обоих. Будь каноник Кэмпбелл жив, оставайся он до сих пор викарием церкви Благодати Господней — как знать, возможно, он бы сочувствовал мне не больше, чем сегодня каноник Мэки.
Каноник Кэмпбелл был еще жив 21 января 1977-го. В тот самый день президент Джимми Картер объявил амнистию «отказникам» — простил всех уклонившихся от призыва во время войны во Вьетнаме. Какое мне до этого было дело? Я уже давно гражданин Канады.
Хотя каноник Кэмпбелл тоже не раз попрекал меня, что я слишком часто гневаюсь, он понимал, почему эта «амнистия» привела меня в такую ярость. Я показал канонику Кэмпбеллу письмо, которое написал Джимми Картеру. «Уважаемый господин Президент! — писал я. — А кто амнистирует Соединенные Штаты?»
А ведь правда, кто сможет простить Соединенные Штаты? Как можно простить им Вьетнам, их поведение в Никарагуа, их упорное и такое весомое участие в распространении ядерного оружия?
— Эх, Джон, Джон, — качает головой каноник Мэки. — Ваша краткая речь о Рождестве, на собрании церковного совета… Н-да… Мне кажется, даже Скрудж вряд ли посчитал бы это подходящим местом для подобного заявления.
— Я сказал, что меня Рождество угнетает, только и всего, — буркнул я.
— «Только и всего!» — всплеснул руками каноник Мэки. — Да ведь церковь придает Рождеству такое огромное значение — от него зависит и наша миссионерская деятельность, да и наше существование в этом городе. Я уже не говорю о маленьких прихожанах нашей церкви, для них Рождество — вообще главное событие года.
Что бы ответил мне каноник, скажи я ему, что Рождество 1953-го добавило последние штрихи к моему образу Рождества и закрыло для меня эту тему? Он снова заметил бы мне, что я живу прошлым. Потому-то я и промолчал. Говорить о Рождестве мне совсем не хочется.
Стоит ли удивляться, что Рождество — с
