определенным образом. Но почему же этот мир, полный естественных чудес и богатств, не может быть раем для всех и каждого?
– Человек рожден, чтобы добывать свой хлеб в поте лица своего, – отрезал Луи.
– И что же король Франции может знать о поте?
– Все дело в вере, – сказал Луи, не скрывая раздражения. – Я снова цитирую Библию, а не какого-то там безумного философа, который не может удержаться от осквернения достойных идей, не говоря уже о слове Божьем.
Я была потрясена способностью Луи выставлять себя праведным благочестивым христианином. Страстной преданностью консерватизму он прикрывал свою аморальность.
– Я отказываюсь верить в первородный грех, – заявила я. – В своей порочности вы, мужчины, должны винить не женщину, а себя самих. Искупление грехов человечества стало возможным не потому, что Господь послал нам Спасителя, а потому, что человек выходит из тела женщины и является частью порядка мироздания.
– То есть ты утверждаешь, что человек по природе своей безгрешен потому, что он выходит из тела женщины? – спросил Луи.
– Да, – с уверенностью ответила я. – Мы, женщины, умнее, потому что мы ближе к природе, чем мужчины. Мы нежны. Мы благородны. Послушай свое сердце. Или спроси у дружка в твоих штанах. Он подтвердит мою правоту.
– А как же преступления, агрессия, насилие? – поинтересовался Ришелье. – У убийц и насильников тоже есть матери.
– Преступления и насилие порождает социальное неравенство, – ответила я. – Это последствия дурного окружения и нездоровой обстановки в доме, и это вина мужчин. Если же душа стремится к своему естественному состоянию, она добра.
Ришелье снисходительно улыбнулся, а Луи разволновался еще сильнее:
– Не люблю я всю эту натуральную философию, которая освобождает человека от греха Евы и позволяет возлагать всю вину за его проступки на общество. Общество – не преступник, но сила, которая держит этих преступников в узде. Если думать иначе, мы придем к гражданскому неповиновению. Не знаю уж, кто наделил мужчину этой властью – природа или Бог, – продолжал он, – но он способен возвеличивать объект своих воздыханий. Когда джентльмен спит с горничной, его внимание облагораживает ее. Дама же деградирует до уровня слуги, которого тащит к себе в постель. Женщина должна гордиться мужчиной, смотреть на него снизу вверх, а не сверху вниз, только тогда она может отдать ему себя. Признайся мне, дорогая. Неужели в твоей мягкой женской груди не живет инстинкт, который отвращает тебя от подобных поступков?
Напротив, я не имела ничего против таких развлечений. Я скучала по Лорану, моей милой игрушке. И по Ноэлю. Когда я думала о нем, к угрызениям совести примешивался сладостный трепет. Неужели я настолько неженственна? Но я была достаточно женственна, чтобы не упоминать о своем стремлении к власти.
– Твои слова могут иметь смысл, Ля Франс, – ответила я. – Но это неправильно!
В моем голосе прозвучало неприкрытое раздражение, и это еще больше распалило короля.
– Это правильно, так как такова воля Божья, – сказал он. – Мужчины и женщины неодинаковы. Господь повелел мужчине вести, а женщине – следовать за ним.
Такая самонадеянность вывела меня из себя. Я готова была шипеть и плеваться ядом.
Герцог, который стал невольным свидетелем этой перебранки, смущенно сказал:
– Надеюсь, это конец дискуссии.
– Или ее начало! – отрезала я. – Теперь я вижу, что мало просто бороться с мужчинами за равноправие. Вы понимаете только два слова – господство и подчинение. Женщины, дай они волю своей силе, могли бы подчинить себе весь мир. Почему только мужчины могут диктовать свои правила? Мир, без сомнения, был бы намного лучше, если бы им управляли женщины, а мужчины были их рабами. Вам бы это понравилось.
– Женщины управляли миром? – расхохотался король. – Да он бы лежал в руинах! Женщины – маленькие твари, алчные и неразумные твари.
– То есть, по-твоему, я тварь?
– Особенно ты! – ответил Луи.
– Ах ты, высокомерная скотина, Ля Франс! – Я попыталась стукнуть его, но он перехватил мое запястье, притянул меня к себе и поцеловал.
Мы с Луи обожали такие ссоры. Стоит разжечь одну страсть, и все остальные ждать не приходится. Ришелье понял, куда клонится наша игра, и откланялся.
Когда мы остались одни, я сказала:
– А сейчас я докажу тебе эволюционное превосходство моего пола.
Я подняла платье и села своей гладкой белой безволосой попкой над его лицом.
Он рассмеялся моей дерзости и начал ласкать доказательство, которое я ему представила.
Тоже смеясь, я шлепнула его по руке.
– Не уверена, что хочу мужчину, который считает меня маленькой тварью и который к тому же выше меня по положению, – сказала я тоном невоспитанной шлюхи. – Хочешь мое сокровище? Тогда сначала поцелуй меня сюда, – и я раздвинула ягодицы.
– Да как ты смеешь! – засмеялся он. – Приказы здесь отдаю я! На колени перед монархом и клянись в верности!
Я нагнулась еще ниже и начала играть с собою пальчиками.
