мне.
Он хотел, чтобы я сидела у него на коленях, пока он будет читать. Очередные десять ливров помогли склонить меня к послушанию. Прослушав несколько строчек, я почувствовала в его брюках предательские признаки возбуждения. Он залез под юбку и ввел в меня палец. Он назвал меня сладкой девочкой и хотел, чтобы его маленький месье оказался там же, где палец. Но, боясь забеременеть, я не отдалась ему полностью, а стала нежно трогать его. Он таял в моих руках, словно воск. Я обнаружила, что мне нравится делать то, что я делаю, что у меня есть настоящий талант к этому. Я наслаждалась своим могуществом. Это удовольствие не было похоже на страстную привязанность, которую я испытывала к Николя. Мне настолько понравилось это ощущение полной власти, что я испытала физическое наслаждение в тот самый момент, как почувствовала влагу господина Жаквино на своей ладони.
Через четырнадцать дней в моем чулке скопилось двести восемьдесят ливров, а господин Жаквино полностью был в моих руках. В середине августа мы вернулись в Прованс. Дорин, которую возмущала наша с Бернаром дружба, заметила, какие взгляды бросает на меня ее отец. В отместку она съела двадцать шоколадок, которые ее мать хранила в коробке у кровати, и сказала ей, что застукала на месте преступления меня.
– Я не виновата, – плакала я. – Я не крала этот шоколад!
– Маленькая шлюха! – вскричала мадам Жаквино и ударила меня хлыстом.
Парикмахеру мадам Жаквино, месье Ляме, нужен был помощник. За кров, стол и скудную плату работать пришлось бы много. Тетя Элен под давлением Жаквино убедила меня, что у меня нет выбора – нужно соглашаться.
Я в одиночестве и с тяжелым сердцем вернулась в Париж в последний день августа. Я не могла забыть Николя. Утром должна была состояться его свадьба.
Жюль Ляме оказался тридцатилетним мужчиной. Несмотря на безвольный подбородок, крупные губы и мясистый нос, его лицо казалось добрым. Увидев меня, он просиял и сообщил, что я полностью его устраиваю.
Мне пришлось учиться буквально всему. Я должна была жить в пристройке и готовить парикмахерскую к приходу первого клиента. В утро свадьбы Николя я, обливаясь слезами, орудовала шваброй. Потом приехал месье Ляме, вежливо меня поприветствовал, но вдруг повел носом, словно почувствовал какой-то запах. Подойдя ко мне, он принюхался. Ванной в моей комнате не было, и тем утром мне пришлось ограничиться парфюмированными тампонами и побрызгать подмышки и промежность туалетной водой.
Боже, какой позор!
– Извините меня, месье, – воскликнула я, залившись краской. – Простите, что доставила вам неудобство.
– О, мадемуазель, – ответил он. – Это я должен просить у вас прощения. Не хотел смутить вас. Я просто на мгновение потерял рассудок – меня свел с ума божественный букет свежести юного тела.
– Божественный? – рассмеялась я. – Месье, вы мне льстите.
– Нет, в самом деле. Вы благоухаете, словно экзотический цветок.
– Может, это запах розовой воды от моих волос или запах лавандового масла от тела?
– Такой аромат не водится в флаконах. Поверьте мне. У меня нюх на такие вещи. Это не что иное, как ваш нежный естественный аромат, мадемуазель.
От моего смущения не осталось и следа. Я вдруг поняла, что не прочь подразнить его.
– Мне кажется, я пахну отвратительно, – заявила я.
– Вы, милое дитя, – и отвратительно? Быть такого не может. Где же этот отвратительный запах?
Я вскинула руки, подняв волосы:
– Вот здесь, под мышками. Я работала и вспотела.
Я видела свое отражение в зеркале. Эта поза выгодно подчеркивала высокую, прекрасно оформленную грудь.
Брови Ляме взлетели вверх, ноздри расширились. Он сунул нос мне под мышку и заурчал от удовольствия.
Я опустила руки и сложила их на груди, словно защищаясь. Внезапно мои глаза наполнились слезами. Я представила, как Николя шествует по проходу церкви с другой.
– Я не хотел напугать вас, мой ангел, – воскликнул Ляме. – Тысяча извинений.
Он упал на колени. Слезы высохли так же внезапно, как появились. От вида Ляме, скорчившегося у моих ног, боль отступила. Я подвинула к его лицу стул и поставила на него ногу.
– А ноги, – спросила я. – Хочешь понюхать их?
Он расшнуровал туфельку, разул меня и понюхал сначала пятку, затем подъем, затем пальцы. Он вздохнул.
Я запустила руку под юбку и проскользнула пальчиком внутрь.
– Хочешь? – бесстрастно поинтересовалась я, помахивая блестящим от влаги пальчиком перед его лицом. Его ноздри задрожали. Он высунул язык и облизал мое колено. Я оттолкнула его.
– Думаю, тебе хватит, – сказала я. Он завилял задом.
– Хороший мальчик!
Я повернулась к нему спиной и задрала платье, чтобы он понюхал мою попку.
– А-а-а-а-а-а! – простонал он и упал лицом в пол, сотрясаясь в оргазме.
Ту ночь я провела в его квартире, которая, по привычным мне меркам, оказалась довольно роскошной.
