таких, только теперь все они либо нищие, либо рабы; кабы не госпожа Аэрин, не видать бы им ни очага, ни похлебки. Откуда ты, и что за новости хочешь узнать?
— Была здесь знатная женщина по имени Морвен, — ответил Турин. — Давным-давно я жил у нее в доме. После долгих скитаний пришел я сюда, ища приюта и покоя, но не видно там ни огней, ни людей.
— Уже год как нету, — ответил старик. — Тот дом со времен страшной войны был скуден и огнем, и людьми; она ведь была из прежних — да ты ведь знаешь, должно быть, — она была вдовой нашего владыки, Хурина сына Галдора. Однако они не смели тронуть ее — боялись: была она гордая и прекрасная, как царица, пока горе не согнуло ее. Они звали ее ведьмой, и чурались ее. «Ведьма» — на нынешнем языке это значит всего лишь 'друг эльфов'. Но они ее ограбили. Пришлось бы ей с дочкой голодать, кабы не госпожа Аэрин. Говорят, она тайком помогали им, и этот хам Бродда, ее муж поневоле, часто бивал ее за это.
— А что же в этом году? — спросил Турин. — Что они, умерли, или их сделали рабынями? А может, орки на них напали?
— Наверно никто не знает, — ответил старик. — Но она исчезла вместе с дочерью. А этот Бродда ограбил ее дом и растащил все, что еще оставалось. Все забрал, до последней собаки, а людей ее сделали рабами — кроме нескольких, кого, как меня, выгнали побираться. Я ведь много лет служил ей, а до нее — великому Владыке; зовут меня Садор Одноногий: будь проклят тот топор — кабы не он, лежать бы мне теперь в Великом Кургане. Как сейчас помню тот день, когда отослали Хуринова мальчика — ка же он плакал! — и она плакала, когда он ушел. Говорят, его отправили в Сокрытое Королевство.
Тут старик прервал свою речь, и с подозрением покосился на Турина.
— Я всего лишь старый болтун, — сказал он. — Не слушай меня! Приятно поговорить на старом наречии с тем, кто говорит на нем чисто, как в былые годы, но времена теперь дурные, и надо быть осторожным. Не все, кто говорит на светлом наречии, светлы душою.
— Это правда, — ответил Турин. — Моя душа мрачна. Но если ты принимаешь меня за шпиона с Севера или с Востока, немного же мудрости прибавили тебе годы, Садор Лабадал!
Старик, остолбенев, уставился на него; потом проговорил, весь дрожа:
— Выйдем на улицу! Там холодней, зато безопасней. Для дома вастака ты говоришь слишком громко, а я слишком много.
Когда они вышли во двор, Садор вцепился в плащ Турина:
— Ты говоришь, давным-давно ты жил в этом доме… Господин мой, Турин, сын Хурина, зачем ты вернулся? Наконец-то мои глаза и уши открылись: ведь у тебя голос отцовский. Лабадал — только маленький Турин называл меня так. Он не хотел меня обидеть — мы тогда были добрыми друзьями. Что же он ищет здесь теперь? Мало нас осталось, и все мы стары и безоружны. Те, что лежат в Великом Кургане — счастливее нас.
— Я не сражаться пришел, — сказал Турин, — хотя после твоих слов, Лабадал, мне захотелось драться. Но это потом. Я пришел за владычицей Морвен и Ниэнор. Что ты знаешь о них? Говори скорее!
— Почти ничего, господин мой, — ответил Садор. — Они ушли втайне. Ходили слухи, что их вызвал владыка Турин: мы ведь были уверены, что за эти годы он стал могучим владыкой, может, даже королем где-то в южных странах. Но, похоже, это не так.
— Не совсем, — ответил Турин. Был я владыкой в южных странах, это теперь я сделался бродягой. Но я не звал их к себе.
— Тогда не знаю, что и сказать тебе. Но госпожа Аэрин должна знать, я думаю. Ей были ведомы все замыслы твоей матери.
— Как же мне поговорить с ней?
— Вот этого не знаю. Плохо пришлось бы ей, если бы застали ее у дверей, в тайной беседе с бродягой из изничтоженного народа, не говоря уж о том, что вряд ил получится вызвать ее. А такому оборванцу, как ты, не дадут пройти в тот конец палаты, к высокому столу — вастаки схватят и изобьют, если не хуже.
И вскричал Турин во гневе:
— Ах, значит, мне нельзя ходить по палате Бродды, а не то изобьют? Пошли, и увидишь!
И с этими словами Турин вбежал в палату, откинул капюшон и, расталкивая всех, кто стоял на пути, зашагал к столу, где сидел хозяин дома со своей женой и прочими знатными вастаками. Слуги подбежали схватить его, но он швырнул их наземь и воскликнул:
— Есть ли главный в этом доме, или это орочье логово? Где хозяин?
Бродда вскочил в гневе.
— Я главный в этом доме! — воскликнул он.
Но прежде, чем он успел сказать что-то еще, Турин сказал:
— Видно, не перенял ты учтивых нравов, что царили в этой земле до вас. Неужто ныне вошло в обычай дозволять прислужникам оскорблять родичей жены хозяина? Ибо я родич госпожи Аэрин, и у меня к ней дело. Пройду ли я беспрепятственно, или по своей воле?
— Проходи, — хмуро проворчал Бродда, Аэрин же побледнела.
Тогда Турин прошел к высокому столу, остановился перед ним и поклонился.
— Прошу прощения, госпожа Аэрин, что вламываюсь к тебе таким образом, — произнес он, — но дело мое не терпит отлагательств, и я пришел за этим издалека. Я ищу Морвен, владычицу Дор-ломина, и дочь ее Ниэнор. Но дом ее пуст и разграблен. Что ты можешь поведать мне?
— Ничего, — ответила Аэрин в великом страхе — Бродда пристально смотрел на нее. — Я знаю только, что она ушла.
— Не верю, — сказал Турин.
Тут Бродда выскочил из-за стола — лицо его побагровело от пьяного гнева.
— Ну, хватит! — заорал он. — Чтоб моей жене перечил какой-то оборванец, что бормочет на языке рабов? Нет в Дор-ломине никакой владычицы. А эта Морвен, она была из племени рабов, и сбежала, как рабыня из-под стражи. И ты давай беги отсюда, да поживее, а не то велю повесить на первом дереве!
Тут Турин бросился на него, обнажил свой черный меч, схватил Бродду за волосы и откинул ему голову.
— Ни с места, — сказал он, — а не то быть ему без головы! Госпожа Аэрин, я попросил бы у тебя прощения еще раз, но, по-моему, этот мужлан причинял тебе лишь зло. Но теперь говори, и не отрицай истины! Не Турин ли я, Владыка Дор-ломина? Могу ли я приказывать тебе?
— Приказывай! — ответила она.
— Кто разграбил дом Морвен?
— Бродда, — ответила она.
— Когда она бежала, и куда?
— Год и три месяца прошло с тех пор, — ответила Аэрин. — Хозяин Бродда и прочие пришельцы с Востока, что живут поблизости, жестоко угнетали ее. Ее давно приглашали в Сокрытое Королевство; и вот наконец она отправилась в путь. В то время земли ненадолго освободились от напастей, — говорят, благодаря доблести Черного Меча из южных краев; но теперь опять все по-старому. Она думал, что ее сын живет там и ждет ее. Но если ты и вправду Турин, боюсь, все пошло вкривь и вкось.
Турин горько расхохотался.
— Вкривь и вкось? — воскликнул он. — Воистину, ведь пути Моргота всегда кривы!
И внезапно порыв черного гнева охватил его: ибо глаза его открылись, и спали с него последние нити чар Глаурунга, и познал он ложь, опутавшую его.
— Так значит, меня одурачили и отправили сюда, на позорную смерть, когда я мог бы с честью пасть у врат Нарготронда?
И показалось ему, что в ночи за стенами дома раздаются крики Финдуилас.
— Не первым умру я здесь! — воскликнул Турин. И он схватил Бродду, и в порыве отчаяния, прибавившем ему сил, поднял его в воздух и встряхнул, как собачонку.
— Морвен из племени рабов, говоришь? Ах ты, подлец, сын подлецов, вор, раб рабов!
И швырнул Бродду через стол, навстречу вастаку, который вскочил, собираясь броситься на Турина.
Бродда упал и сломал себе шею; Турин же, швырнув Бродду, прыгнул сам в ту же сторону, и перебил еще троих, что пытались спрятаться, ибо при них не было оружия. В палате зашумели. Вастаки, сидевшие
