слова Фрэнка, но не очень понял их смысл, однако тон испугал его. Он робко приблизился, словно опасаясь услышать какие-то упреки.
Фрэнк показал ему фотографию.
– Помнишь эту пластинку?
Пьеро кивнул, как всегда, когда отвечал на вопросы.
– Помнишь, я спросил тебя, есть ли такая пластинка в комнате, и ты сказал, что нет? Я велел тебе никому ничего не говорить, потому что никто не должен был знать про нее, это был наш с тобой секрет. Сейчас я спрошу тебя кое о чем, и ты должен сказать мне правду…
Фрэнк дал Пьеро время понять, что ему от него нужно.
– Ты говорил с кем-нибудь об этой пластинке?
Пьеро опустил глаза. Фрэнк повторил вопрос.
– Ты говорил с кем-нибудь об этом, Пьеро?
Голос Пьеро, казалось, донесся откуда-то из-под земли, а точнее из-под его ног, на которые он теперь уставился.
– Да.
Фрэнк положил руку ему на голову.
– С кем говорил?
Парень поднял голову. В глазах его стояли слезы.
– Ни с кем об этом не говорил, клянусь.
Он помолчал, обводя взглядом смотревших на него мужчин.
– Только с Жан-Лу…
Фрэнк взглянул на Бикжало и Морелли. На его лице были написаны и огорчение, и торжество.
– Месье, нравится вам или нет, Никто – это Жан-Лу Вердье!
В комнате воцарилась гробовая тишина.
За стеклом режиссерской аппаратной сидела перед микрофоном диджей, Луизелла Беррино и вела свою передачу. За окнами комнаты, где они находились, раскинулся порт и весь город. Солнце вновь освещало людей, деревья, влажные листья, стоящие на якоре яхты. Шла нормальная жизнь: люди разговаривали, улыбались, слушали музыку, о чем-то спорили, мужчины вели машины, женщины гладили, служащие сидели в своих офисах, парочки занимались любовью, молодежь училась.
Здесь же, в этой комнате, казалось, нечем стало дышать, солнечный свет превратился в безнадежное воспоминание, а улыбка – в навсегда утерянное драгоценное благо.
Морелли очнулся первым. Схватил мобильник и, нервно дергая пальцем, набрал номер полицейского управления.
– Алло, говорит Морелли. У нас «код одиннадцать», повторяю – «код одиннадцать», адрес: Босолей, дом Жан-Лу Вердье. Предупреди Ронкая и скажи ему, что объект – это Никто. Ты все понял? Он знает, что делать. И свяжи меня сразу же с дежурной машиной, что стоит там…
Бикжало опустился на стул за компьютерным столом. Казалось, он постарел на сто лет. Видимо, вспоминал каждый случай, когда оставался наедине с Жан-Лу Вердье, не подозревая, что рядом с ним убийца, отличающийся нечеловеческой жестокостью. Фрэнк в волнении метался по комнате, словно лев в клетке.
Наконец, связались по рации с дежурной машиной.
– Говорит Морелли. Кто ты и кто еще там с тобой?
По лицу было видно, что ответом он остался доволен. Наверное агенты годились для чрезвычайной ситуации.
– Вердье дома?
Пока он слушал ответ, на скулах его ходили желваки.
– Сорель у него в доме? Ты уверен?
Снова ожидание.
– Неважно. Послушай внимательно, что я тебе сейчас скажу и не надо никаких комментариев. Жан-Лу Вердье – это Никто. Повторяю: Жан-Лу Вердье – это Никто. Нет нужды напоминать тебе, как он опасен. Вытащи Сореля под каким-нибудь предлогом из дома. Ни в коем случае не дайте объекту покинуть дом. Расположитесь так, чтобы все выходы были под контролем, но чтобы это не привлекло его внимания. Мы сейчас приедем с подкреплением. Ничего не предпринимайте до нашего приезда. Ты все понял? Ничего!
Морелли выключил связь. Фрэнк торопил.
– Поехали.
Они бросились к дверям. Видя, как они спешат, Ракель заранее щелкнула замком. И тут из соседней комнаты донесся взволнованный голос Пьеро. При мысли, вдруг мелькнувшей у него, Фрэнк почувствовал, что сейчас умрет.
Нет, сказал он себе, не сейчас, глупый мальчишка, не сейчас. Не говори мне, что мы пропали из-за твоей излишней доброты…
Он распахнул стеклянную дверь и оцепенел. Пьеро стоял с залитым слезами лицом и рыдал в
