супруги требовал ехать, греховные соблазны могли настичь Томаса Лакерстина даже в джунглях. Рябь огнем пробежала по штыкам – отряд сипаев перестраивался в колонны по четыре, готовясь покинуть плац. Появились ординарцы с пони и клюшками для поло. Миссис Лакерстин приняла героическое решение.
– Пожалуй, – сказала она, – сегодня мы пойдем напрямик, так утомительно обходить это поле.
И пусть такое «напрямик» сквозь свирепую травяную чащу грозило порядком изранить ноги в тонких чулках! Тетушка храбро ступила в траву и, дерзновенно отбросив маскировку насчет похода в клуб, коршуном устремилась к офицеру, Элизабет за ней. В истории коварных женских войн столь беспримерную открытую атаку следовало признать великим подвигом. Веррэлл, увидев приближение противниц, чертыхнулся и придержал пони. Теперь от этих скотских мух не отмахнешься! Чертовы бабы! Медленно и хмуро он ехал к ним, подстегивая мяч мелкими точными ударами.
– Доброе утро, мистер Веррэлл! – издалека медовым голоском пропела миссис Лакерстин.
– Доброе утро, – буркнул Веррэлл, мазнув небрежным взглядом какую-то из захолустных старых куриц.
В ту же секунду рядом с тетей возникла Элизабет. Очки она сняла и обмахивалась снятой панамой. Господи, ну какой солнечный удар, если у вас очаровательная стрижка? Порывом ветерка – внезапно проносящегося в зной благословенного ветерка! – легкое платье, прянув назад, облепило стройную гибкую фигуру. Приятно удивленный Веррэлл чуть откинулся. Чуткая кобылка мгновенно вздыбилась, но, послушная узде, тут же опустила копыта. До сих пор офицер не знал и не заботился узнать, есть ли в городке барышни.
– Моя племянница, – пояснила миссис Лакерстин.
Лейтенант не ответил, но бросил клюшку и снял шлем. Глаза его на миг пересеклись с глазами девушки. Безжалостно яркий свет лишь подчеркивал свежесть гладкой молодой кожи. А Элизабет! Хотя колючая трава отчаянно жгла голени, а лицо офицера виделось без очков белесым пятном, сердце ее ликовало! Взволнованная кровь прилила к щекам, окрасив их прозрачным румянцем. «Хм, персик!», – вынужден был про себя отметить лейтенант. Даже во взглядах угрюмых, пристально наблюдавших сцену индусов блеснуло любопытство, вызванное красотой этой пары.
Миссис Лакерстин нарушила долгую паузу:
– Ах, мистер Веррэлл, – лукаво прочирикала она, – жестоко лишать нас, бедненьких, такого удовольствия, как новый гость в нашем клубе! Мы же зачахнем от тоски!
Веррэлл по-прежнему глядел только на Элизабет, когда, разжав губы, проговорил в поразительно изменившей тональности:
– Да я все собирался зайти на днях, но мне своих болванов надо было распихать по казармам и все такое. Прошу прощения, – добавил он, изменяя своей манере не деликатничать ради этой девчонки, просто конфетки.
– О, никаких извинений! Мы, разумеется, понимаем. Но ждем, сегодня непременно ждем вас! А то, знаете, – лукавство мадам достигло пределов грациозности, – мы начнем думать, что вы очень гадкий и непослушный!
– Прошу прощения, – повторил Веррэлл. – Вечером буду.
Взяв неприступную крепость, победительницы проследовали в клуб, где, однако, высидели лишь несколько минут, ибо истерзанные травой ноги требовали спешно бежать домой, переодеть чулки.
Веррэлл честно исполнил обещание и вечером прибыл в клуб. Прибыл несколько раньше прочих, немедленно дав почувствовать свое появление. Наперерез чуть позже явившемуся Эллису из комнаты для бриджа выскочил карауливший там старый бармен. Он трясся, по щекам его катились слезы.
– Сэр! Сэр!
– Ну, что еще такое? – проворчал Эллис.
– Сэр! Новый белый хозяин пинал меня, сэр!
– Чего мелешь?
– Бил меня! – голос задрожал плаксивым стоном. – Би-и-ил!
– Правильно делал. А кто бил-то?
– Новый сахиб, сэр, офицер военной полиции. Ногой меня, сэр, прямо вот сюда! – он потер себе ниже спины.
– Мать твою! – скрипнул зубами Эллис.
Сидевший в салоне Веррэлл демонстрировал лишь сжатые по краям газетного листа пальцы и пару сияющих темно-коричневых ботинок. Чьи-то шаги не потревожили его. Эллис остановился на пороге.
– Эй, вы! Веррэлл, что ли, зовут вас?
– А?
– Вы пинка дали нашему бармену?
Бледное око недовольно блеснуло у края газетного листа глазом выползающего из-за камня рака.
– Что?
– Вы, говорю, чертову бармену поддали?
– Я.
– А с чего это вы разошлись-то?
– Ваш чумазый взялся тут рыло мне кривить. Притащил виски с содовой, я приказал побольше льда, а эта мразь зашепелявила про «экономию» каких-то последних кусочков. Я пнул как полагается. Пусть служит, рабское отродье!
