сопливцев моих незаконных, ну ты знаешь.
При упоминании «незаконных» Дороти очень застенчиво и чуточку заносчиво потупилась. Мистер Варбуртон с его внебрачными чадами (коих насчитывалось трое) гремели одним из самых шумных городских скандалов.
Имевший независимый доход и называвший себя художником (он ежегодно сотворял около полудюжины посредственных пейзажей), Варбуртон появился в Найп-Хилле два года тому назад, купив здесь новенькую виллу недалеко от дома Ректора. Там он и поселился, вернее пребывал время от времени, открыто сожительствуя с женщиной, представленной им в качестве экономки. Недавно, еще не минуло и четырех месяцев, эта самая экономка, иностранка, по уверению некоторых — испанка, довела непристойность ситуации до апогея, внезапно бросив любовника; троих оставленных незаконных детишек родитель пристроил в Лондоне у какого-то многострадального дальнего родственника. Выглядел Варбуртон прекрасно, очень импозантно, хотя был совершенно лыс (крайне досадная и всеми способами маскируемая деталь), и умел так эффектно себя подать, что даже его изрядное брюшко казалось необходимым стильным дополнением к внушительному торсу. Лет ему было сорок восемь, из которых самим им признавалось сорок четыре. В Найп-Хилле он слыл «отпетым старым плутом». Молоденькие девушки его побаивались, и не без оснований.
Со вкусом разглагольствуя и очень естественно, «отечески», обняв плечо Дороти, Варбуртон повел ее дальше через толпу. Тем временем автомобиль мистера Блифил-Гордона, завершив триумфальный объезд насоса, направился обратно, все с той же свитой верных вакханок. Живописная сцена привлекла внимание Варбуртона, и он, прищурившись, остановился.
— Что означают эти гнусные шалости? — процедил он.
— О, они — как это называется? — ведут предвыборную агитацию. Наверное, стараются нас убедить голосовать за них.
— «Стараются нас убедить голосовать за них!» Услышьте, боги! — проворчал Варбуртон, вперившись в кортеж. Подняв увенчанную серебряным набалдашником трость, с которой он никогда не расставался, Варбуртон начал довольно экспансивно тыкать ею, указывая различных персонажей:
— Смотри! Ты только посмотри! Взгляни на эту стаю льстивых кикимор вокруг идиота, который скалится тут перед нами, как макака перед кульком орехов. Видела ты в своей жизни зрелище более отвратное?
— Пожалуйста, потише, — бормотала Дороти, — кто-нибудь непременно услышит…
— Прекрасно! — взревел Варбуртон, тут же повысив голос. — Бесподобно! У этакого шелудивого отродья хватает наглости воображать, что он нас осчастливил демонстрацией своей фальшивой челюсти! Приличный костюм на нем — уже обида человечеству! Есть кандидат социалистов? Если есть, обязательно за него проголосую!
Стайка зевак жадно таращилась. Дороти увидала, как мистер Твисс, сухонький и тщедушный москательщик, злорадно высунул темную черепашью головку из-под развешенных в проеме лавки корзин. Мистер Твисс хорошо расслышал «социалистов» и цепко зарегистрировал в уме: Варбуртон — агитатор красных, Дороти — рьяная приспешница.
— К сожалению, мне пора идти, — заторопилась Дороти в предчувствии, что Варбуртон наговорит вещей и более шокирующих. — Мне еще столько, столько надо всего купить. Поэтому я сейчас попрощаюсь…
— О нет, — весело перебил Варбуртон, — ты ничего подобного не сделаешь. Ни звука о прощании, дорогая! Я иду вместе с тобой.
Она катила свой велосипед, а он молодцевато шагал рядом, выпятив широченную грудь, зажав под мышкой трость и продолжая без умолку ораторствовать. Избавиться от Варбуртона было непросто, и хотя Дороти считала его другом, но иногда — поскольку он являлся местной скандальной знаменитостью, а она дочерью священника, — ей бы хотелось, чтобы он выбирал для разговоров с нею не самые публичные места. Сейчас, однако, она в душе благодарила за эскорт, значительно ослабивший ужас прохода мимо мясной лавки. Каргил все еще оставался на пороге и исподлобья давил ее косым тяжелым взглядом.
— Весьма удачно, что мы с тобой встретились, — продолжал Варбуртон, — вообще-то я как раз тебя искал. Кто, догадайся, сегодня ужинает у меня? А? Бьюли — Рональд Бьюли! Ты, разумеется, наслышана о нем?
— О Бьюли? Н-нет, мне кажется, не слышала. А кто это?
— Черт возьми! Рональд Бьюли, знаменитый романист, автор «Тихого омута и одалисок». Да неужели ты не прочла «Тихий омут»?
— Боюсь, что не читала. Кажется, я даже названия не знаю.
— Ну Дороти! Нельзя же, моя дорогая, так опускаться. Тебе надо немедленно прочесть изумительный «Тихий омут». Высокого класса вещица, поверь мне, тончайшая эротика, остро, свежо! Именно то, в чем ты нуждаешься, чтобы стряхнуть с себя сладенькую цветочную пыльцу примерной девочки.
— Я ведь просила вас не говорить мне ничего подобного! — сказала Дороти, смущенно отворачиваясь и тут же снова повернувшись, поскольку взгляд ее едва не пересекся с упорным взглядом Каргила. — Где же сейчас этот ваш мистер Бьюли? Разве он здесь живет?
— Нет, он приедет ко мне поужинать из Ипсвича и, вероятно, переночует. Вот потому-то я разыскивал тебя: подумал, ты наверное захочешь с ним познакомиться. Так как насчет сегодняшнего ужина? Прибудешь?
— К ужину совершенно невозможно, — сказала Дороти. — Я должна присмотреть за папиным столом и переделать еще тысячу дел. Раньше восьми никак не получится.
— Что ж, приходи попозже. Хотелось бы представить тебе Бьюли. Забавный парень — абсолютно au fait[10], до тонкостей осведомлен обо всем тайном и явном в Блумсбери[11]. Он тебя развлечет. А заодно полезно тебе будет на пару часиков сбежать из своего церковного курятника.
Дороти колебалась. Искушение было велико. Сказать по правде, ей нравились ее нечастые визиты в дом Варбуртона, страшно нравились. Но, разумеется, визиты очень редкие, всего раза четыре в год, ибо нельзя было свободнее общаться с подобным человеком. И если она все же позволяла себе принять его очередное приглашение, то с непременными предосторожностями, всегда заранее удостоверившись в присутствии еще хотя бы одного гостя.
Когда Варбуртон только приехал в Найп-Хилл (и рекомендовался всем вдовцом с двумя детьми, пока в довольно скором времени у экономки среди ночи вдруг не родился третий), Дороти познакомилась с ним на обычном званом чаепитии, после чего сочла соседским долгом сделать визит. Мистер Варбуртон устроил для гостьи восхитительный ранний ужин, живо и остроумно беседовал о новостях литературы, потом непринужденно сел рядом на диван и начал ухаживать — яростно, непристойно, безобразно, даже грубо. Это было почти что настоящим изнасилованием. Дороти испытала смертельный ужас; впрочем, не до конца смертельный, поскольку могла сопротивляться. Так и не сдавшись, она укрылась на дальнем конце дивана, ошеломленная, дрожащая, до слез испуганная. Варбуртон при этом не выказал ни капельки стыда и даже как будто посвежел, словно от маленького развлечения.
— Как вы могли, как вы могли? — с укором всхлипывала Дороти.
— Выяснилось, однако, что не смог, — уточнил Варбуртон.
— Как вы могли быть таким зверем?
— Таким? Легко и просто, мой дружочек, легко и просто. Вот доживешь до моих лет, сама узнаешь.
Несмотря на столь неблагоприятное вступление, знакомство быстро укрепилось до степени настолько дружеской, что относительно этого начали «ходить толки». В Найп-Хилле для возникновения «толков» немного требовалось. Дороти уважала правила, бывала у соседа крайне редко и тщательно заботилась о том, чтоб не остаться с ним наедине, а он все же изыскивал возможности продемонстрировать галантное внимание, которое теперь, надо отметить, носило характер самый джентльменский. Огорчительный инцидент не повторился. Впоследствии, будучи уже полностью прощенным, Варбуртон объяснил Дороти, что всегда «пробовал этот номер» с каждой знакомой дамой.
— Должно быть, пережили немало неудач? — не удержавшись, съязвила Дороти.
— О, еще сколько! — согласился Варбуртон. — Но и удач, ты знаешь, случалось предостаточно.
