– Наверное, мне стоит пройти туда, чтобы увидеть его, – сказала Адель.
– Безусловно, это будет хорошо, – проговорила ее мать, чувствуя напряженность ситуации.
– Он будет доволен, Адель, – добавила Юстасия. – Он очень беспокоится о своей бабушке и, безусловно, будет рад увидеть ваше милое личико.
Адель кивнула и вышла из комнаты.
После того как Беатрис и Юстасия покинули комнату, Дамьен присел рядом с кроватью.
– Гарольд не может быть в чайном домике, бабушка. Вы прекрасно знаете, что он никогда туда не ходит. Зачем вы сказали об этом Адели?
Кэтрин медленно и осторожно повернула голову, пряди седых волос разметались по подушке.
– Потому что мне кажется, тебе следует побыть с ней наедине. Ты должен пойти за ней.
– Вы слышали наш разговор?
– Конечно, – еле слышным слабым голосом ответила Кэтрин, – и я видела, как ты обнимал ее, забыв всякую осторожность. Ты вел себя как последний нахал, что меня не удивило! Возможно, из-за этого я неожиданно почувствовала себя чуть лучше. – Старая женщина попыталась сесть в кровати. – Я думаю, что могла бы поесть немного супа.
Развеселившись от этих слов бабушки, как это часто бывало и раньше, и немного успокоившись оттого, что к ней возвращаются силы, Дамьен осторожно уложил ее обратно на подушку.
– Не пытайтесь встать, милая бабушка, вы все еще больны, – сказал он и укрыл ее одеялом.
– Я была весьма удивлена, – проговорила она тихим голосом, – когда она сказала, что не собирается выходить замуж за Гарольда. И чуть не проглотила язык от неожиданности.
– И я тоже.
– А что ты думаешь теперь делать?
Дамьен уперся локтями в колени и нагнул голову.
– Понятия не имею, бабушка. Знаю только, что Гарольд будет уязвлен.
– «Уязвлен» – это не то слово. Он, безусловно, будет разочарован, но это совсем не значит, что ты должен страдать вместе с ним или вместо него.
– Но я знаю, что и моя доля вины есть в том, что она изменила свое решение. Я целовал ее. Я вел с ней разговоры о самом сокровенном. Я обольщал ее.
Бабушке пришлось собрать все свои силы, чтобы ему ответить, она даже попыталась улыбнуться.
– Ты обольстил ее своим обаянием, ты же сущий дьявол. Научил ее радоваться и получать наслаждение. Ты и не мог поступить иначе, Дамьен.
– Но я себе этого никогда не прощу.
Кэтрин опять повернула к нему голову:
– Этого я больше не хочу слышать. Достаточно долго ты мучил себя из-за того, в чем ты не был виноват. И я не хочу уйти в могилу, зная, что ты намерен найти себе новую причину для угрызений совести.
Она закашлялась, и Дамьен помог ей сесть.
– Но я должна кое-что тебе сказать, – продолжала Кэтрин после того, как она опять легла, – мне очень стыдно, и я не могу покинуть этот мир, если я не...
– Вы совсем не должны покидать этот мир, бабушка, – перебил ее Дамьен.
– Должна, это случится не сегодня, так через несколько дней. Жизнь всегда кончается.
Дамьен поцеловал ее слабую руку.
– Разве вы не сказали мне сегодня о многом? Разве этого недостаточно?
– Нет. – Она покачала головой. – Конечно, недостаточно. Ты должен кое-что узнать о своей матери.
Все мускулы у него вдруг оказались напряженными.
– Что именно?
Старая леди опять закашлялась, но потом нашла в себе силы, чтобы заговорить:
– Твоя мать вышла замуж за твоего отца совсем не потому, что ее соблазнил его титул. Ее заставил это сделать, причем совершенно безжалостно заставил, ее собственный отец.
Прищурив глаза, Дамьен вопросительно посмотрел на свою бабушку:
– Но ведь после ее смерти все говорили...
– Я знаю, что все говорили, и мне очень стыдно, что я не пыталась опровергнуть эти сплетни. Я могла это сделать, если бы захотела, я должна была, но я промолчала.
– Почему?
Слеза скатилась из уголка ее глаза на подушку.
– Потому что я была ужасно зла на нее за то, что произошло у нее с этим другим мужчиной. Сердце мое было разбито гибелью единственного сына, и мне нужен был кто-то, кого можно было обвинить в этом
