Кызылкуп, 6 декабря. Вчера ночью все трудоспособное население посёлка длинной цепью, держась за верёвку, чтобы не потеряться в пурге, пошло искать погибающих людей, не сумевших добраться до дома от места аварии автомобилей. Наши друзья, первую половину ночи боровшиеся за свою жизнь и еле дошедшие до посёлка, вторую часть ночи, забыв усталость, искали товарищей по несчастью.
Обследовали дорогу на семь километров. Нашли, откопали человека в 500 метрах от посёлка. В замёрзшем теле ещё теплилась жизнь. Через день он уже ходил, только прихрамывал. Пальцы правой ноги почернели. Их он потерял навсегда.
На рассвете опять в поиски. Утро открылось солнцем. Было тихо. Тепло. День смеялся над ночными страхами. Рабочие посёлка разбрелись в поисках пострадавших. Некоторые из оставшихся на первом автомобиле, переждав пургу под скалами, возвращались сами. Двоих ночью настолько одолела усталость, что они не смогли побороть сон, опасный во время пурги и мороза. Когда мы их нашли, они подавали лишь слабые признаки жизни.
За эту вьюжную морозную ночь залив выбросил на берег громадное количество мирабилита — слой до четырёх метров мощности. Посёлок весь вышел на работу.
Это дневниковые записи далёкого прошлого. Вновь перечитывая их, вспоминаю тревожные дни окончания моей первой Среднеазиатской экспедиции. Да, действительно было трудно. Наше экспедиционное хозяйство было скудным, мы не имели механического транспорта, радиосвязи, все имущество грузили на верблюдов, как это делали наши предки ещё со времена Марко Поло или Афанасия Никитина.
В 1932 году я прочитал книгу Константина Паустовского «Карабугаз». Взял её в руки, испытывая какое-то неясное предубеждение. Моё знакомство с этим заливом и окружающей пустыней далось не просто, через тяжкие лишения и большой труд. Что мог написать человек о Кара-Богазе, не познавший всей его негостеприимной натуры? Но с первых же страниц книга захватила меня, и я уже не мог оторваться от её страниц, пока не окончил. С волнением читал, познавая новое, вспоминая экспедиционные будни и радуясь таланту художника.
Кара-Богаз-Гол и теперь остаётся одним из величайших в мире месторождений солей. Но режим залива значительно изменился. Причина — понижение уровня Каспийского моря, которое за эти сорок лет составило два с половиной метра. Это привело к уменьшению стока в залив, который сократился по площади, но одновременно пролив между Кара-Богаз-Голом и морем удлинился почти на три километра. В результате изменился и химический режим залива. Резко увеличилась концентрация солей в рапе залива. Она стала насыщенной и поваренной солью. При зимних холодах из рапы выделяется не только мирабилит, но и смесь солей, что затрудняет добычу чистого продукта. Химики вынуждены были искать новые пути для получения мирабилита. Теперь его добывают со дна залива из погребённых горизонтов.
Гидротехники разрабатывают оригинальный проект регулирования гидрологического режима залива. Они предлагают построить плотину через пролив, тем самым изолировать его от Каспийского моря. В плотине будут устроены запорные люки, через которые в случае необходимости можно будет пропускать дозированное количество морской воды. Это позволит отчленить от Каспия значительную площадь испарения и в какой-то мере предупредить дальнейшее понижение уровня моря. А это очень важно для судоходства и рыбного хозяйства. Но в этом случае залив Кара-Богаз-Гол высохнет или почти высохнет, на его месте будет сверкать кристаллами солей громадное солёное озеро.
А добыча сульфата натрия? Как будет с ней? Сильно сгустившаяся рапа озера явится источником получения ряда ценных солей, а не только мирабилита.
Такова общая схема. В действительности же её реализация полна противоречий и не так проста, как я её изложил.
В песках на автомобилях
В сухой пустыне, на движущемся песке для жаждущего все равно: будет ли во рту его жемчуг или раковина.
Опыт автопробега Москва — Каракумы — Москва показал возможность использования советских автомобилей обычного типа для передвижения по пескам. Многие экспедиции в Туркмении решили использовать автомобили в своей работе. Полной уверенности в благоприятном исходе такого предприятия не было, так как опыт был невелик, да и касался он больше окраинных частей Каракумов. Первое меридиональное пересечение пустыни, предпринятое академиком А. Е. Ферсманом в 1929 году на специальных автомобилях «Рено-Сахара», доказало возможность таких путешествий. Только на одной машине тогда сломалось рулевое управление.
Полученные нашим Заунгузским отрядом Туркменской экспедиции Академии наук две полуторатонки Горьковского автомобильного завода прошли уже в этом году около 6 тысяч километров по Устюртскому плато, в районе Туаркырских каменноугольных месторождений, близ восточного берега Карабогазского залива, сослужив службу двум другим отрядам нашей же экспедиции.
Перед отправкой в третий маршрут мы тщательно готовились в путь, учитывая, что меридиональное пересечение каракумских песков от Теджена до Хивы будет наиболее трудным, а может, и непроходимым для автомобилей.
Поэтому для страховки вместе с автомобилями отправлялся и караван верблюдов. Предусматривая случайные с остановки, мы взяли лишний запас воды, бензина, продовольствия.
В общих чертах был известен рельеф местности первой половины пути до обрыва Унгуз. Здесь вначале ожидались грядовые пески с заключёнными между ними большими такырами. Километров через 200 к северу от Теджена эта форма пустынного рельефа должна была уступить сплошным мелкогрядовым и бугристым пескам. Крутизна и высота гряд были неизвестны, как неизвестно было, насколько закреплены пески растительностью и, следовательно, насколько проходимы.
Предполагалось, что мы будем работать в июле — сентябре. Но начало работ было перенесено на осень, учитывалось отсутствие воды по маршруту в жаркие месяцы. Мы рассчитывали также на помощь осенних холодов и на то, что воздух станет более влажным. Осенью пески делаются плотнее, и автомашина сравнительно легко преодолевает их. Как показал опыт, расчёт этот был совершенно правилен. Так, на одном из переходов от колодца до колодца верблюды не пили воды семь суток, при этом ни один из них в пути не отказался от работы. В жаркое каракумское лето такой срок без водопоя оказался бы гибельным для всего каравана, а может быть, и для отряда.
Трудности, встретившиеся при организации верблюжьего каравана, задержали выход отряда в пустыню ещё почти на месяц. 15 октября 1934 года наш отряд вышел из Теджена б северном направлении.
На расстоянии 80 километров от железной дороги кончалась обжитая полоса. Мы прощались с друзьями-колхозниками, пили зелёный чай. Голопузые, чёрные туркменские ребятишки суетились у автомашин. Для туркмен отдалённых, граничащих с пустыней аулов пребывание большой шумной экспедиции с машинами было целым событием.
В колхозе был взят проводник Мамед Мурад-ага, полностью оправдавший данные ему рекомендации. Рано утром, когда весь лагерь, кроме дежурного, ещё спал, Мурад-ага шёл осматривать путь, старую караванную дорогу, наполовину занесённую песком. Тропа местами совершенно исчезала.
Вначале Мамеду было очень трудно приноровиться к машинам. Привыкший к однообразному и точному, как часы, ходу верблюжьего каравана проводник то преуменьшал, то преувеличивал расстояния. Проходимость автомобиля была ему неизвестна. В первые дни маршрута машины шли по верблюжьим тропам, изредка делая небольшие объезды.
Вскоре Мурад-ага, в прошлом пастух и батрак, понял достоинства и недостатки машины, вместе со всеми переживал, когда грузовик, весь дрожа и беспомощно вертя задними колёсами, всё больше и больше уходил в мелкий песок. Когда же машина с разгона легко брала крутой бархан, Мамед Мурад, широко улыбаясь, пел модную тогда песню, которую он узнал от шофёров:
Слова «самовар» и «чай» ему были давно известны, он считал их исконно туркменскими. Остальное всё было непонятно. Старик упорно учился русскому языку, и в итоге, когда в январе экспедиция окончила работу, в успехе ему было нельзя отказать. Деятельный и энергичный, он успевал проследить дорогу, испечь в золе большую, во весь костёр, лепёшку, помочь грузиться. Вечером он
