Поллианна вырастает

пламени.

— Чудесная женщина… миссис Кэрью, — сказал он наконец.

— Да, она действительно чудесная! — На этот раз энтузиазм в голосе Поллианны был совершенно неподдельным.

— Джимми писал мне прежде о том, что она сделала для этих девушек, — продолжил мужчина, по- прежнему глядя в огонь. — Как раз в предыдущем письме он много рассказывал об этом и о ней самой. Он говорит, что всегда восхищался ею, но никогда до такой степени, как теперь, когда узнал ее по- настоящему.

— Она — прелесть! Вот что она такое! — с теплотой заявила Поллианна. — Она прелесть во всех отношениях, и я ее очень люблю!

Джон Пендлетон со странным выражением в глазах вдруг обернулся к Поллианне:

— Я знаю, дорогая. Что до этого, то, может быть, есть и другие… которые тоже любят ее.

На миг сердце Поллианны замерло. К ней с ошеломляющей силой пришла неожиданная мысль.

Джимми ! Не хочет ли Джон Пендлетон сказать, что Джимми любит… влюблен в миссис Кэрью?

— Вы имеете в виду… — неуверенно произнесла она, но закончить вопрос не смогла.

— Я имею в виду… девушек, разумеется, — ответил он беспечно, но все с той же странной улыбкой. — Разве ты не предполагаешь, что те пятьдесят девушек… без ума от нее?

Поллианна сказала: «Да, конечно» — и пробормотала еще что-то приличествующее случаю в ответ на следующее замечание Джона Пендлетона. Но ее ум был в смятении, и она предоставила мужчине говорить почти одному весь оставшийся вечер.

И похоже, Джон Пендлетон был отнюдь не против этого. Раз или два он беспокойно прошелся по комнате, а затем опустился на прежнее место. И когда он заговорил, тема была все та же — миссис Кэрью.

— Странно… насчет этого ее Джейми, правда? Я все думаю, действительно ли он ее племянник.

Так как Поллианна не ответила, мужчина продолжил после минутного молчания:

— Но все равно, он — славный малый. Мне он нравится. Есть в нем что-то глубоко настоящее. Она в нем души не чает. Это очевидно, и не важно, действительно он родня ей или нет. — Последовала новая пауза; затем, немного изменившимся голосом Джон Пендлетон продолжил.

— И, как подумаешь, еще более странным кажется то, что она не… вышла замуж еще раз. Она… очень красивая женщина. Ты так не думаешь?

— Да… да, действительно, — с отчаянной торопливостью отозвалась Поллианна, — очень… очень красивая.

Голос Поллианны все же немного дрогнул. В этот момент она видела отражение собственного лица в зеркале напротив… а Поллианна никогда не считала себя «очень красивой».

А Джон Пендлетон все говорил и говорил о пустяках, задумчиво, с удовольствием, устремив глаза на огонь в камине. Отвечают ему или нет, его, похоже, не беспокоило. И даже слушают его или нет, он вряд ли знал. Ему явно хотелось только говорить. Но, наконец, он с неохотой встал и попрощался.

Томительные полчаса Поллианна с нетерпением ждала, когда же он уйдет и она сможет побыть одна; но после его ухода ей захотелось, чтобы он снова был с ней. Она вдруг обнаружила, что ей неприятно быть одной… со своими мыслями.

Теперь ей все было удивительно ясно. Не было никаких сомнений. Джимми был влюблен в миссис Кэрью. Вот почему он был так угрюм и беспокоен, когда она уехала. Вот почему он так редко приходил повидать ее, Поллианну, своего старого доброго друга. Вот почему… Бесчисленные мелкие подробности событий минувшего лета одна за другой всплывали в памяти Поллианны — немые свидетели того, что невозможно было отрицать.

А почему бы ему и не любить ее? Миссис Кэрью действительно была красива и очаровательна.

Правда, она была старше Джимми; но молодые мужчины женились на женщинах гораздо старше нее — и много раз. А если они любят друг друга…

В тот вечер Поллианна плакала, пока не заснула.

Утром она мужественно постаралась посмотреть в лицо фактам и даже попробовала, с печальной улыбкой, подвергнуть их испытанию игрой «в радость». И тогда ей вспомнились слова, которые когда-то сказала Ненси: «Если есть кто-то на свете, кто и слышать бы не пожелал о твоей игре, так это пара поссорившихся влюбленных!»

'Конечно, мы не «поссорились» и даже не «влюбленные», — думала Поллианна, краснея, — но все равно я могу радоваться, что он рад и что она рада, только…' — Даже наедине с собой Поллианна не могла закончить эту фразу.

Уверенная теперь, что Джимми и миссис Кэрью любят друг друга, Поллианна стала особенно восприимчива ко всему, что могло укрепить эту уверенность. И, ожидая подтверждений, она, как и можно было предположить, стала находить их — сначала в письмах миссис Кэрью.

«Я часто вижусь с твоим другом, молодым Пендлетоном, — писала как-то раз миссис Кэрью, — и он нравится мне все больше и больше. Однако я хотела бы — просто из любопытства — понять, откуда у меня это смутное чувство, что я где-то видела его прежде».

После этого она нередко вскользь упоминала о нем в своих письмах, и для Поллианны в самой неумышленности этих упоминаний было их ядовитейшее жало, поскольку становилось очевидно, что присутствие рассматривалось теперь миссис Кэрью как нечто само собой разумеющееся. Были и другие источники, в которых Поллианна находила пищу для своих подозрений. Все чаще и чаще к ней заглядывал Джон Пендлетон с рассказами о Джимми и о том, что Джимми делает в Бостоне; и всегда в этих рассказах присутствовали упоминания о миссис Кэрью. Бедная Поллианна спрашивала себя иногда, может ли Джон Пендлетон говорить хоть о чем-нибудь, кроме миссис Кэрью и Джимми, столь неизменно одно или другое из этих двух имен было у него на устах. Приходили также письма от Сейди Дин, и в них рассказывалось о Джимми и о том, что он делает, чтобы помочь миссис Кэрью. И даже Джейми, который изредка писал ей, внес в это дело свою лепту, когда написал однажды вечером:

«Сейчас десять часов. Я сижу один, жду, когда вернется домой миссис Кэрью. Она уехала с Пендлетоном на одну из их обычных вечеринок в Доме молодых работниц».

От самого Джимми Поллианна получала письма очень редко, и этому, как говорила она себе с грустью, можно было радоваться .

— Если он не может писать ни о чем, кроме миссис Кэрью и тех девушек, я рада, что он не пишет часто! — вздыхала она.

Глава 27ДЕНЬ, КОГДА ПОЛЛИАННА НЕ ИГРАЛА

Так, один за другим, проходили зимние дни. Пронеслись январь и февраль с метелями и мокрым снегом, и пришел март с сильным ветром, который свистел и завывал вокруг старого дома, заставляя ставни раскачиваться, а ворота скрипеть так, что это было крайне мучительно для нервов, и без того напряженных до предела.

Поллианне было не очень легко играть в ее игру в эти дни, но она играла — играла честно, мужественно. Тетя Полли не играла совсем, что конечно же не облегчало игру для Поллианны. Тетя Полли была грустна и подавлена. К тому же она не совсем хорошо себя чувствовала и предалась крайнему унынию.

Поллианна все еще рассчитывала получить приз на конкурсе. Однако теперь это был не первый приз, а один из менее значительных. Она писала все новые рассказы, и регулярность, с которой они возвращались к ней из своего путешествия в редакции журналов, начинала подрывать ее веру в свой успех в качестве писательницы.

— Во всяком случае, я могу радоваться, что тетя Полли ничего об этом не знает, — бодро объявила себе Поллианна, вертя в пальцах бланк «отклонено с благодарностью», который только что привел домой на буксире еще один потерпевший кораблекрушение рассказ. — Она не может волноваться из-за этого… так как ничего об этом не знает!

Все в жизни Поллианны вращалось в эти дни вокруг тети Полли, и сомнительно, чтобы сама тетя Полли сознавала, насколько требовательной стала она и как всецело посвящает ей себя ее племянница.

В один особенно мрачный мартовский день развитие событий дошло до своего рода высшей точки.