причинам выгодно. Они оставляли неизгладимые следы, хотя бы следы усилий исчезнуть навсегда.
Уолли словно ощущал присутствие Элис Хэвиленд в окружающем пейзаже. Именно здесь она вошла в жизнь Гарри Хэвиленд и отсюда послала открытку Леону Гатричу. А в конце длинного, начавшегося здесь когда-то пути Элис умерла.
Уолли было необходимо знать, когда и как. Он тщательно, аккуратно проделал работу, обошел обе стороны улицы, не пропуская ни одного квартала, расспрашивал нищих забулдыг, не об Элис, а об отеле и театре. Тех, кто был достаточно стар, чтобы сохранить воспоминания о давно прошедших послевоенных годах.
Кто сохранил ясное сознание, чтобы связно рассказать обо всем? Уолли легко отыскал таких: вдову последнего владельца отеля, заведующего постановочной частью театра, прикованную к постели костюмершу, бывшего рассыльного отеля, не гнушавшегося сутенерством, официантку гостиничного ресторана.
Никто не помнил ни Элис Хэвиленд, ни Гарри.
Но Уолли не терял надежды. Он провел в городе три дня, ночевал в грязных меблированных комнатах, спал на дырявых простынях, боясь блох и клопов, опасаясь, что зря тратит время, когда в любой момент может подвернуться выгодное дельце, и не желал уезжать – вдруг отыщется нужный человек.
Ничего не выходило.
Утром четвертого дня Уолли уже был готов сдаться, ехать в Голливуд и попробовал расспросить Энни Хэвиленд. Несколько осторожных вопросов – и он, может быть, вытянет из нее хоть что-то – воспоминание, имя, фото… если, конечно, подойти к делу как можно деликатнее.
С другой стороны, на нее вылили столько грязи, что девушка сразу догадается – это расследование приведет к очередным гнусным нападкам – и будет совершенно права. Она вполне может отказаться говорить о матери, омрачившей ее детство.
Кроме того, один шанс на миллион, что девушке вообще известна правда о родителях.
Уолли обратится к ней только в крайнем случае. Пока придется обойтись теми уликами, что удалось добыть, а при желании и сообразительности умный человек всегда знает, как вывернуться.
В истории о смерти Элис Хэвиленд было что-то явно фальшивое, как ее подпись на брачной лицензии. Похоже, Гарри придумал все это, чтобы спасти свое имя, и жители города, свидетели его позора, охотно поверили.
Элис – здоровая молодая женщина, родившая без всяких осложнений. Уолли поэтому и сомневался в столь безвременной смерти от неизвестной болезни.
Он неожиданно вспомнил Леона Гатрича. Когда Уолли упомянул о бывшей любовнице, тот скрыл муку и боль за маской грубого безразличия.
Значит, Элис знала, как заставить мужчин тосковать по ней. Кроме того, она за один день смогла вскружить голову Гарри так, что тот женился на ней.
Но Элис умерла.
Странно: если она послала прощальную открытку Гатричу, то почему ничего не сообщила Гарри?
«Прекрасно провожу время. Надеюсь, ты тоже».
Как отреагировал бы Гарри на такое вызывающее послание? Он был адвокатом, значит непременно, как и Уолли, заметил бы, откуда послана открытка. Но помимо всего прочего, он был Хэвилендом. Спокойные, но несгибаемые люди. Гордые, таких не сломить.
Что если он нашел ее? И убил…
Уолли, нахмурившись, уставился в стену, вдыхая вонь дезинфекции, гнили, несвежей пищи и застарелого секса. Он думал о сдержанной гордости Гарри, не желавшего слышать плохого слова о сбежавшей жене. Такое поведение заслуживало уважения. Но не могло ли быть так, что он изгнал Элис из сердца, потому что раз и навсегда избавился от нее? Потому, что твердо знал: Леон Гатрич больше никогда не насладится ее телом?
Уолли вздохнул. Да, жизнь детектива нелегка. Неприметные двери открывались в лабиринт коридоров, ведущих в неизвестное, в может быть, и в непознаваемое.
Одно Уолли знал точно – у Энни Хэвиленд было прошлое.
Но сейчас ему ничего не оставалось кроме как прочесывать улицы и ждать звонков, которых так и не было. Кроме того, Буффало – только первая остановка на долгом пути. Если ничего не выйдет здесь, все дело может рассыпаться. И собственная неудача жгла его больше, чем гнев Хармона Керта.
Уолли и представить себе не мог, что тот, кого он так хотел найти, находится здесь и сидит в соседней комнате.
Звали этого человека Бастер Гатьел.
Восьмидесятилетний алкоголик медленно передвигался по холлу к ванной, едва удерживая бритвенный прибор дрожащей рукой, от его нестиранных месяцами штанов разило табаком и мочой.
Уолли столкнулся с ним на пятое утро в Буффало, когда тоже направлялся в ванную. Двухминутная осторожная беседа помогла обнаружить, что за двадцать лет до того, когда снесли отель «Эксельсиор», Бастер служил там лифтером.
Уолли пригласил его к себе в комнату распить бутылку красного вина, купленного в магазине через дорогу, и с трудом сдерживал волнение, когда понял, что память старика о давно прошедших днях оказалась неожиданно острой.
О, да, он помнил сорок пятый достаточно хорошо. Да, он помнил «Дейн Плейерз». Они останавливались в «Эксельсиоре» каждый раз, когда приезжали в Буффало. Актеры жили по двое в одном номере.
И, чудо из чудес, он вспомнил Элис, молодую инженю, приехавшую в Буффало во время третьих гастролей. Ни до, ни после она не появлялась.
