После некоторых колебаний Джозеф Найт вложил двадцать тысяч долларов в это дело. Он держался в тени, когда Джерри и продюсер перешли ко второму этапу сложного процесса создания фильма – распределению ролей, составлению расписания съемок и тому подобному. Он посещал площадку во время съемок и впитывал в себя все, касавшееся механизма рождения будущего фильма. Он занимался этим ежедневно и мог видеть недостаточный профессионализм актеров и продюсера.
Так он учился.
Съемки заняли три недели. Когда они были завершены, начался завершающий этап работы – от тиражирования до рекламы компании прошло два месяца.
Все кончилось тем, что фильм провалился с треском. Он представлял собой стереотипную второсортную поделку, которая годилась только как довесок, трейлер к основной картине, идущей в кинотеатре. Забывался такой «прицеп» в одну секунду.
Представитель сети кинотеатров, обещавший Джерри прогнать фильм у себя, взял свое слово назад. Как он объяснил, спонсоры этой сети забраковали фильм, потому что завалены второсортной продукцией их собственной голливудской студии.
Для Джерри это явилось ударом. Он был ошеломлен провалом своего предприятия. Джозеф Найт, который терпеливо изучал голливудскую студийную систему, был готов к этому, но держал свои мысли при себе.
Фильм «Теплые моря» никогда не был показан в Соединенных Штатах. Он был продан в Европу, где быстро мелькнул на экранах, прежде чем кануть в лету.
Джерри был подавлен какое-то время, затем немного пришел в себя.
– Ну что ж, в следующий раз будем удачливее, – заметил он. – Я понял, что здесь грубо играют. Грубее, чем я думал. Вернусь-ка я лучше в Бостон, где сборы лучше.
Джо распрощался с приятелем. Сам он остался в Голливуде еще на несколько недель, обдумывая итоги этой авантюры.
Итак, он потерял двадцать тысяч долларов, но при этом извлек из провала драгоценный урок. И его первоначальное мнение о Голливуде как о средоточии абсурда и хаоса изменилось.
Его чутье бизнесмена подсказывало: здесь можно заработать миллионы миллионов долларов. И эти миллионы делались трезвыми, ловкими, обладающими властью людьми, которые за два десятилетия взяли студии в свои руки.
Эти люди были монополисты. Они насильно кормили публику своей собственной продукцией при помощи системы «найма» кинотеатров, когда владельцы этих кинотеатров должны были проявлять как можно меньше самостоятельности и показывать только их поделки. Эти люди гарантировали свой успех тем, что убирали независимых продюсеров типа Джерри Меркадо со своего пути.
Баснословное богатство и монополия, гарантирующая рост этого богатства, – вот что такое Голливуд.
Это уравнение вполне устраивало Джозефа Найта как бизнесмена. Он загорелся идеей закрытого рынка, контролируемого умными и могущественными мужчинами. Он смаковал мысль проникнуть на этот рынок и утвердиться на нем.
Такая трудная задача была, конечно же, не по плечу импульсивному и недисциплинированному парню типа Джерри Меркадо. Но совершенно необязательно, что это не по плечу Джозефу Найту.
После нескольких недель размышлений Джозеф Найт принял решение. Он позвонил своему поверенному и финансовому советнику Эллиоту Флейшеру в Нью-Йорк.
– Эллиот, – сказал он. – Мне нужно с вами посоветоваться. Кроме того, прошу вас присмотреть за моими делами в мое отсутствие еще какое-то время. Если будут по этому поводу проблемы, позвоните в «Беверли-Уилтшир-отель». Я пока здесь.
Когда Джозеф Найт повесил трубку и приготовился спокойно и крепко заснуть, ни он, ни суетливый город за окном не знали, что его только что принятое решение изменит историю Голливуда.
18
Кейт Гамильтон была мертва.
Она умерла на кровати в Сан-Диего, окруженная листками газеты и глянцевыми фотографиями, запечатлевшими стыд, который она не могла вынести и остаться живой.
Принадлежавшее ей тело – красивое тело восемнадцатилетней девушки, свежее и нетронутое, не носившее видимых следов испытаний, уже выпавших на ее долю, – продолжало странствовать по земле. Но душа была сожжена дотла. И долгое время после того никаких новых всходов не появлялось в ней. Кейт предстояло пройти трудный и долгий путь, прежде чем она сможет встретиться с самой собой опять.
Время шло. Она бралась за сотни мелких дел в сотнях городов. Она блуждала от Аризоны к Флориде, от Сент-Луиса и Чикаго до самой северной оконечности Мейна. Она увидела множество мест Америки, даже и не заметив этого. Она встречала массу людей, не обращая на них никакого внимания. Она попадала в разные ситуации – некоторые из них очень рискованные, которые совсем не затронули ее. Ее внутреннее «я» было подобно сеянцу, защищенному от прорастания собственной омертвевшей оболочкой. Ничего не случится с ним, пока новое рождение не даст ему силы жить.
Люди, чей жизненный путь пересекался с ее в те годы, будут вспоминать, что она выглядела так, как будто была «не вся здесь», когда общалась с ними. В ней была какая-то загадка, говорили они, отстраненность, которая одновременно и интриговала, и пугала их.
Потому что теперь она была способна на непредсказуемые поступки. И на насилие, когда этого требовала ситуация.
В Санта-Фе, ее первой остановке после Сан-Диего, она нашла работу официантки в ресторане, мало отличавшемся от закусочной Ивелла Стимсона. Здесь она завораживала своих хозяев кошачьей походкой, красивым телом, белокурыми волосами, ставшими еще красивее от жгучего солнца, смуглой кожей.
Однажды несчастный посетитель – путешествующий торговец – принял бессознательную чувственность ее манеры поведения за двусмысленное приглашение. Он дождался окончания ее работы и приблизился к ней среди машин, во множестве припаркованных около ресторана. Введенный в заблуждение пустым
