Процесс ручного ткачества требовал предельного сосредоточения, и посему женщины поприветствовали Чину лишь коротким кивком голйиы, после чего снова склонились над своей работой.
– Малайские кампонги по-прежнему располагаются на противоположном берегу острова, – продолжал Дарвин, надеясь, что Чина не сразу повернет к нему голову и он сможет подольше полюбоваться ее точеным профилем. Сознавая, что просто неприлично с его стороны смотреть так вот пристально на девушку, молодой человек, однако, был не в силах отвести от нее взор. Он, без сомнения, никогда не видел ничего подобного. Его сводили с ума и эта нежная линия брови мисс Уоррик, выглядывавшая из-под широкополой ^соломенной шляпки, и этот маленький прямой нос, и бесподобная пухленькая нижняя губка. – Уверен, вы не забыли, что малайцы Стараются держаться подальше от китайцев – своих товарищей по работе. Мы же теперь все чаще нанимаем последних, которые, кстати, будучи иммигрантами, отличаются куда большей терпимостью, чем здешние туземцы. – Внезапно он перешел на шепот, хотя шум станков и так заглушал его слова. – Откровенно говоря, сам я предпочитаю местных жителей, мисс Уоррик. Разузнать о них все гораздо легче, чем о тех, кто приезжает сюда издалека. Среди иммигрантов немало таких, кто совершил у себя на родине целый ряд преступлений.
Чина согласно кивнула, хотя и была близка к тому, чтобы рассмеяться. Насколько она помнила, Дарвин всегда опасался именно местных жителей, чьи темнокожие лица, как он уверял, скрывают множество секретов, о которых не стоит упоминать в порядочном обществе. Разумеется, страхи его не имели под собой никаких оснований, поскольку исключительно разумное правило, которого Кингстон Уоррик придерживался с самого начала функционирования плантации «Царево колесо» для поддержания атмосферы терпимости среди своих наемных рабочих из малайцев и китайцев, продолжало неукоснительно соблюдаться и через много лет после его смерти. Между тем эта формула-заповедь, зафиксированная сэром Кингстоном в его журнале, была до удивления проста: во избежание конфликтов необходимо лишь позаботиться о том, чтобы последователи одной веры как можно меньше контактировали с приверженцами другого культа, и выказывать равное уважение по отношению к каждой из этих религиозных групп.
Может, принцип этот и был несколько наивен, но он тем не менее прекрасно срабатывал не только при жизни самого сэра Кингстона, но и в более поздние времена, уже при сыне его и внуке. Рэйс Уоррик относил невежество и нетерпимость к главным причинам расового антагонизма, процветавшего в Сингапуре, Малайзии и на островах Индонезии, и прилагал все усилия к тому, чтобы дети его могли осознать величие богатого культурного наследия народов, среди которых они живут. В этом-то духе и воспитывалась Чина с самого раннего детства. Ей не позволялось обращаться к верующему человеку, когда тот прерывал работу, чтобы обратиться лицом на восток и произнести свои молитвы. И ей же предписывалось с пониманием относиться к верованиям туземцев, даже к тем религиозным воззрениям, которые порождали ужасающие обряды, связанные с демоническим культом. Ее научили говорить одинаково хорошо на китайском и малайском языках, основных на Бадаяне, а в классной комнате обязательным считалось чтение изречений древнекитайского трактата «Дао дэ цзин», или, как это переводится, «Книги о дао-пути и благой силе дэ».
– Уверен, вам будет приятно узнать, что ваш брат Дэймон весьма преуспел в своем деле, – говорил между тем Дарвин, когда они с Чиной отправились в упаковочную, где молодые девушки в цветных саронгах скатывали шелк перёд погрузкой на корабли. – У него просто природный дар развлекать гостей, в чем он совершенно не похож на вашего отца.
– Да, у моего отца никогда не хватало терпения на такие вещи, – согласилась Чина с улыбкой. – Он всегда был слишком занят здесь, в цехах, чтобы беспокоиться еще и о своих скучающих посетителях. А так как спрос на шелк всегда превышал наши возможности удовлетворять его, то ему не было нужды угощать их напитками и закусками. – Она помолчала, натягивая на руки перчатки, затем, взглянув на Дарвина, тихо спросила: – Скажите, как вы считаете, что-нибудь изменилось со времени его смерти?
– Ну, сперва было очень сложно вести дела без него, тем более что погиб он так неожиданно, – ответил Дарвин. – Хорошо еще, что рабочие к тому времени уже привыкли получать распоряжения от меня, поскольку ваш отец давал мне полную свободу действий на этом участке. – Он немного поколебался, а потом добавил: – Думаю, что дела бы шли гораздо хуже, если бы мистер Дэймон решил вдруг побольше времени проводить в цехах. Рабочие не привыкли иметь дело с ним и могли бы отрицательно отнестись к его вмешательству в производственный процесс. К счастью, его вполне устраивали бумажная работа и прием покупателей, и поэтому появлялся он здесь лишь изредка.
– В таком случае мама отправила в Англию не того из своих отпрысков, кого следовало, – заключила Чина с косой усмешкой, думая о том, что уж Дэймону наверняка понравилась бы та кипучая светская жизнь, которую вели Линвиллы. – Могу поклясться, что Дэймон преуспел бы в качестве лондонского денди.
Внутренне она была очень благодарна Дарвину за то, что он помог ее брату обрести уверенность. Что же касается опасений, высказанных капитаном Теренцем Алойзиусом с клипера «Бирмингем», то они оказались беспочвенными, и она сказала себе, что он, должно быть, был сильно пьян или просто недоброжелательно настроен, когда старательно намекал ей на то, что Дэймон не в состоянии вести дела на плантации без помощи ее отца. Первое же ее посещение производственных помещений ясно показало, что бадаянский шелк продолжает производиться тем же самым испытанным способом, что и раньше, и что от последнего сбора коконов, которые в данный момент сохнут в сетках в соседней комнате, ожидается выход превосходного материала. И еще она втайне порадовалась тому, что Дэймон не выказывает никакого интереса к работе в цехах, поскольку это значило, что дел у нее будет здесь предостаточно.
– Вы решили активно включиться в нашу работу? – полюбопытствовал Дарвин, открывая перед ней дверь ткацкой комнаты.
Чина, прошествовав перед ним под шуршание кремовых юбок, сказала со смехом:
– Да, несомненно. Но не смейте читать мне лекции или отговаривать меня! И знайте, я ничего не забыла из того, чему учил меня отец.
– О, я даже и мечтать не смел о том, чтобы работать вместе с вами, мисс Чина! Ваш брат и я будем вам очень признательны, если вы станете проводить хотя бы часть своего времени с нами!
– А вы уверены, что для меня найдется подходящая работа?
– О, подходящей работы сколько угодно! Взять хотя бы организацию труда тех же китайских рабочих. Особенно большую пользу вы могли бы принести нам, занимаясь ткачихами, которые, как вы помните, – тут его голос снова понизился до конспиративного шепота, – требуют постоянного надзора. А еще ведь имеются и мотальщицы, хотя, возможно, для вас будет лучше держаться от них подальше: слишком уж дурной запах в их цехе и к тому же ужасно грязно, поскольку там отматывают и распутывают коконы. В общем, как мне кажется, вам не очень-то захочется заглядывать туда.
Он посмотрел на нее выжидательно, однако Чина ничего не ответила, ибо не слушала его: все внимание ее было обращено на оставшуюся ранее не замеченной ею одну корзину, стоявшую на земляном полу возле самой двери. Оттуда доносилось странное лепетание, явственно различимое даже несмотря на шум и трескотню ткацких станков.
– Боже мой, да это же ребенок! – воскликнула она, заглянув внутрь. В корзине лежала маленькая
