Но внезапно, стоя в холле напротив этого незнакомого мужчины, она пересмотрела свои прежние убеждения и поняла, что у нее слишком маленький жизненный опыт. Улыбнувшись, незнакомец спросил: — Вы говорите по-итальянски?
— Нет, — пожала плечами Эмма, — только в пределах итальянского разговорника.
— Отлично! — заметил мужчина по-английски с очень легким акцентом. — Значит, вы англичанка! Скажите, вы очень сильно стукнулись об меня?
Эмма покачала головой, умолчав о том, что, когда она так резко отшатнулась от него, кто-то сильно наступил ей на ногу и она болит до сих пор.
— Превосходно! Вы проводите здесь свои каникулы, синьорита?
— Да, синьор, — кивнула Эмма и вдруг поняла, что она позволила «подцепить» себя, как выражались у них в Англии. Она шагнула вперед, пытаясь обойти незнакомца, но он легко положил свою руку на ее и чуть сжал сильными прохладными пальцами.
— Не уходите, синьорита, — проговорил он, — позвольте предложить вам кампару и вы тем самым докажете, что извинили меня.
Эмма покачала головой:
— Спасибо, синьор. Но в этом нет нужды. Мои… мои друзья ждут меня, и я должна поторопиться. Я, конечно, принимаю ваши извинения. Ведь если разобраться, мы виноваты в одинаковой степени.
Глаза незнакомца повеселели.
— Понимаю, но тогда скажите мне, по крайней мере, как вас зовут!
Эмма улыбнулась:
— Хорошо. Мое имя Эмма Максвелл.
— Отлично. До свидания, сеньорита.
— До свидания, — кивнула Эмма.
Она решительно двинулась через холл к лифту, чувствуя, что он смотрит ей вслед, и испытывая какое- то необъяснимое волнение, Эмма поняла, что ей хотелось бы еще повстречаться с ним.
Лишь вернувшись к себе в номер, она вспомнила, что собиралась сегодня объясниться с Селестой и объявить ей, что завтра возвращается в Лондон. Эмма неуверенно подошла к зеркалу, желая увидеть свое отражение, оценить и подумать о том, как глупо она себя вела.
Зачем такому интересному и элегантному мужчине нужен такой идиотский подросток как она? Если бы она была так красива, как Селеста, то могла бы рассчитывать на кусочек счастья. Но ведь в ней не было ровным счетом ничего, что могло бы заинтересовать незнакомца: блондинка, прямые волосы спускаются ниже плеч, кожа на лице бледная, правда, она быстро загорает. Самое лучшее, с точки зрения Эммы, у нее были глаза. Огромные, широко раскрытые, какого-то таинственного зеленоватого цвета и еще ресницы. Вот они, пожалуй, не уступают ресницам незнакомца.
Потом Эмма посмотрела на свое розовое платье, которое с ее точки зрения уродовало ее, и подумала, что завтра с утра ей надо сбегать на один из небольших базарчиков, которых полно в Венеции, и купить пару платьев тех цветов, которые, как она знала, идут ей. Возможно, одно из них будет красное, а другое сине-голубое. Но самым главным было то, что предстоящий разговор с Селестой об отъезде в Лондон почему-то потерял для Эммы свою актуальность.
Глава 3
Селеста появилась в номере далеко за полночь. Она что-то тихо напевала, и из этого Эмма сделала вывод, что мачеха довольна проведенным вечером.
Эмме тоже не спалось, она долго сидела в кресле и читала какой-то роман, потом легла в постель, но заснуть никак не могла. Она думала о том, чем же могла старая графиня пленить Селесту, что та провела с ней так много времени.
В конце концов Эмма не выдержала, набросила на свое стройное тело легкий стеганый халат, осторожно приоткрыла дверь своей комнаты и вошла в общий холл, соединявший их спальни.
Селеста стояла посреди комнаты и курила, по ее лицу блуждала неопределенная улыбка. Услышав шаги падчерицы, от неожиданности она вздрогнула.
— Эмма! — воскликнула она. — Почему ты не спишь? Что ты так поздно бродишь по дому?
Эмма пожала плечами и прошлась по холлу.
— Я… Я почему-то никак не могу заснуть, — равно душно проговорила она. — Знаешь, Селеста, мне кажется, что будет лучше, если я завтра уеду обратно домой, то есть я имею в виду сегодня…
Выражение лица Селесты резко изменилось.
— Домой? Ты имеешь в виду Англию?
— Да, — напряженно ответила Эмма. — Я не знаю, какую еще ложь ты рассказывала и рассказываешь о наших взаимоотношениях, но что касается меня, то я определенно не способна обманывать эту милую старую даму.
Селеста удивленно посмотрела на Эмму, а потом презрительно расхохоталась.
— Эта милая старая дама, как ты ее называешь, больше всего на свете интересуется деньгами. Мои недостатки ее совершенно не волнуют, — фыркнула Селеста. — Твоя юная наивная голова еще не поняла причины, по которой я затеяла всю эту историю. Я хочу получить громкий титул и восстановить славу и богатство старинного рода Чезаре.
Селеста коварно улыбнулась.
— В какой-то степени ты нужна мне для достижения моей цели. Графиня, безусловно, заинтересована в деньгах, но, кроме того, у итальянцев на первом месте всегда стоит семья. Если бы я приехала сюда одна, без моей дорогой падчерицы, то боюсь, что ее заинтересовали бы причины этого.
— Ты могла ей сказать правду, что в Англии у меня есть работа.
— О нет, дорогая моя! С твоим маленьким умишком, тебе, конечно, никогда не приходило в голову поинтересоваться, сколько денег оставил мне Клиффорд. Но уверяю тебя, что эта милая старая дама знает мой банковский счет до последнего фартингаnote 2.
— Но какое все это имеет отношение ко мне? — устало спросила Эмма. — Многие девушки, у родителей которых есть деньги, тоже зарабатывают себе на жизнь. Почему же я не могу так поступать?
Селеста неопределенно пожала плечами.
— Конечно, можешь, — задумчиво пробормотала она. — Но посуди сама, если у мачехи имеется несколько миллионов долларов наличными и, кроме того, целая куча ценных бумаг, — это выглядело бы, по крайней мере, странно.
— Несколько миллионов долларов? — тупо переспросила Эмма.
— Конечно! Неужели ты думаешь, что я вышла замуж за Клиффорда для того, чтобы наскрести несколько монет на пакетик жареных орехов? Зачем он мне тогда сдался?
У Эммы слегка закружилась голова.
— Что ты говоришь, Селеста?
— Итак, — решительно проговорила Селеста, — будь благоразумной, Эмма. Что плохого в том, если эта старая благородная дама будет думать, что мы находимся в прекрасных отношениях и не чаем души друг в друге? Ну хотя бы для того, чтобы удовлетворить ее понятия о приличиях.
Размышляя над тем, что сказала Селеста, Эмма стала приходить к мысли, что она чересчур придирается к мачехе. Если графиню интересуют только деньги Селесты, то почему бы мачехе не использовать свой шанс приобрести титул, который столь важен для нее. Кроме того, Селеста такой человек, что она все равно добьется своего даже в том случае, если Эмма не захочет помочь ей. Эмма покачала головой:
— Все это достаточно противно. И если именно это тебе позволяют делать деньги, то я рада, что у меня их нет.
— Почему, дорогая? — искренне изумилась Селеста. — Разве тебе не хочется стать графиней?
— Нет, не хочется. Я лучше выйду замуж за человека, которого люблю, чем за плейбоя средних лет, который поправляет свое состояние за чужой счет.
Селеста рассмеялась:
— Ох, Эмма, ты сильно ошибаешься в отношении графа Видала Чезаре. Он совсем не стар и весьма привлекателен. То, что ты узнала от меня, не имеет значения. Но мне приятно сознавать, что мне не придется искусственно симулировать страсть у отца моих будущих детей.
— Селеста! — воскликнула Эмма, отвернувшись. — Ты говоришь ужасные вещи!
