АБРАКАДАБРА
АБРАКАДАБР
ЛБРАКАДАБ
АБРАКАДА
АБРАКАД
АБРАКА
АБРАК
АБРА
АБР
АБ
А
— И что бы это значило? —спросил Люсин.
— Ага! — восторжествовал Юра. — Значит, задело все-таки за живое!
— Задело не задело — не в том суть. — Люсин действительно почувствовал, как пробуждается, казалось, перегоревший интерес. — Смысла пока не вижу в подобных упражнениях.
— Чтобы видеть, надо, как минимум, знать. Ну что ты, среднестатистический гражданин, знаешь об этом магическом слове? Для тебя оно не более чем синоним абсолютной бессмыслицы. Я правильно понимаю? Чепуха, белиберда.
— А на самом деле?
— В действительности же это одна из сокровеннейших формул алхимии.
— Я так слышал, что заклинание в честь Абраксаса?
— Ого, майор, вы делаете успехи!.. А Абраксас, по-твоему, что? — Березовский лукаво прищурился. — Ну-ка!
— Сирийский или еще какой-то идол, — не слишком уверенно ответствовал Люсин. — Или нет?
— Идол! Эх ты… Глаза б мои на тебя не глядели. А основополагающий принцип Василия Валентина не желаешь? Зон! Андрогин! — принялся вдруг выкрикивать Березовский с неистовой страстностью неофита. — Тебе хоть что-нибудь такие слова говорят, недоучка?
— Сам-то давно таким умным заделался? — невольно улыбнулся Люсин. — Чего шумишь? Писательские мысли распугиваешь? — он кивнул на двух осанистых мужчин, заинтересованно наблюдавших за ними.
— Пошли отсюда, — сразу же заторопился Березовский, затирая магический треугольник тяжелой от налипшей грязи подошвой. — Почвенная стихия.
— Чего? — не понял Люсин.
— Ладно, не стану тебя больше мучить, — явил нежданное снисхождение Березовский. — Сейчас я тебе такое покажу, что ты ахнешь! Только давай присядем на чуток, — он махнул рукой на бетонированное основание водокачки, маячившей в самом конце пустыря.
В полном молчании они пересекли поросшее пожухлым бурьяном поле, изобильно усеянное битым кирпичом, и устроились возле сварной металлической вышки, окрашенной в ядовито-зеленый цвет.
— Под сенью змия, — загадочно провозгласил Юрий, вытаскивая неразлучный блокнот. — Ознакомься, пожалуйста, с сей сигнатурой.
Люсин непонимающе уставился на выписанные двумя аккуратными столбиками названия:
Adonis vernalis L. Адонис
Berberis vulgaris L. Барбарис
Rosa gallica L. Роза
Aloe arborescens Mill. Алоэ
Calendula officinalis L. Календула
Althaea officinalis L. Алтей
Datura stramonium L. Дурман
Artemisia vulgaris L. Артемизия
Betonica officinalis L. Буквица
Ruta graveolens L. Рута
Acorus calamus L. Аир
— Чуешь, чем пахнет?
— Аптекой, — неудачно сострил Люсин. — Сушеной травой.
— Сам ты треска сушеная! — вскипел Березовский. — Прочти как акростих, бестолковый!
— Абракадабра?
— Она самая! — Березовский торжествующе вырвал блокнот. — Хошь по-латыни, хошь кириллицей. Полное совпадение!
— Ну-ка! — Владимир Константинович попытался вернуть сокровенный список. — Чего же удивляться, если все названия переводные?
— Переводные? — Березовский ответил негодующим смехом. — А дурман? А буквица? Разуй очи, штурман! Аир тоже, по-твоему, переводное?
— М-да, в самом деле, — Люсин тыльной стороной ладони отер увлажненное лицо. — Интересная пропись.
— Ты хотя бы отдаленно догадываешься, что это за штукенция?
— Если привычка мыслить логически мне не изменяет, то мы имеем дело с эликсиром Розенкрейца. Правильно?
— И ты говоришь об этом так спокойно? — Березовский разочарованно пожал плечами. — Ну, знаешь, тебе ничем не угодишь!
— Почему? Я же сразу сказал, что интересно… Дозировку тебе не удалось размотать? В порядке исторического интереса?
— Полной уверенности еще нет, но мне кажется, что я на верном пути. — Березовский увлеченно вооружился шариковой ручкой и вновь нарисовал буквенный треугольник. — Обрати внимание на первый столбец, составленный из одиннадцати букв «А». Кстати, одиннадцать — сакральное число тамплиерства. Понимаешь?
— Не очень… Уж больно спешишь.
— Одиннадцать «А» видишь?
— Вижу.
— Следующую колонку из десяти «Б»?
— Естественно.
— Какое название стоит в списке первым?
— Адонис.
— А за ним?
— Барбарис.
— Вывод не напрашивается? — Березовский обласкал Люсина взглядом. — Не можешь? А ведь, кажется, кто-то хвастал умением логически мыслить!
— Ладно, сдаюсь, — покорно признал свое поражение Люсин. — Объясни.
— Между тем ларчик, как всегда, открывается просто, — Березовский торжествующе вскинул руки и, словно хирург перед операцией, нетерпеливо пошевелил пальцами. — Более чем! Берем одиннадцать драхм или там гран адониса, десять барбариса, девять розовых лепестков et cetera [171], вплоть до ирного корня, сиречь аира, коего отвешиваем в количестве одной драхмы. Идея ясна?
— Остроумно. Ты это сам придумал или были какие-то отправные точки?
— Пока это только гипотеза, — со сдержанной гордостью признался Березовский. — Творение чистого разума, но чем дальше, тем больше она мне нравится.
— От скромности ты не умрешь.
— Фи! Какая унылая пошлость… В самом деле, я абсолютно не вижу противоречий. Все великолепнейшим образом укладывается в схему. И главное — полностью в стиле эпохи! Вспомни всякие магические квадраты и прочие герметические забавы!
— Поздравляю, Юрок, идея действительно конструктивная. И очень привлекательная с чисто
