отец, хотя мы говорили об этом и раньше. Но только сейчас до меня дошло.
Я хочу сказать еще одно. Мы видим теперь, как действует ваш Ребенок и почему Родитель заставляет вас испытывать чувство вины. И вы сами можете видеть, что мать держит вас в положении Ребенка, и ваш муж тоже, потому что им обоим нужно, чтобы вы были такой. Таким образом вы всего лишь марионетка в их сценариях. Но я думаю, что пятьдесят процентов вины за такие отношения на вас. Вопрос в том, где здесь ваш Взрослый.
Войдя сегодня в кабинет, вы оставили дверь приоткрытой. Не совсем открытой, чтобы я закрыл, и не закрыли сами.
На это доктор Кью ничего не ответил. Он думал. Если бы она была уверена в себе, то либо закрыла бы за собой дверь, либо предоставила бы это ему. Но у нее полуВзрослый, поэтому она полуприкрыла дверь. На социальном уровне она не чувствовала себя достаточно леди, чтобы предоставить это ему, но боялась неловкого положения, если закроет сама, поэтому выработала компромисс. Как Хорошая Маленькая Девочка она сделала жест, а как почти женщина предоставила ему кончить дело. Но на психологическом уровне дело обстоит по-другому. Она стеснялась разговаривать в группе, но ее Ребенок хотел и надеялся, что ее «подслушают» через полуоткрытую дверь, особенно когда в приемной на самом деле никого не было. Это все подходило под игру «выставляться», но ею следовало заняться позже. На один день с нее хватит. Наконец доктор сказал:
Это интервью было кульминацией многолетней работы. Когда Клуни впервые обратилась к доктору Кью, он очень мало знал о сценариях. Теперь он знал гораздо больше и очень интересовался этой темой. Клуни тоже знала больше и готова была выздороветь — с некоторой помощью мужа, психолога-любителя, но проницательного сценарного аналитика. Сессии с Клуни обычно бывали трудными и малопродуктивными. Она обычно была унылой, много жаловалась, требовала от доктора уверений, задавала вопросы, на которые невозможно ответить, раздражалась, когда он не отвечал, и играла в 'Да, но…', если он пытался ответить. На этот раз она была оживлена, восприимчива и полна мыслей. Сидя в кресле, она не обвисла, как обычно, а наклонилась вперед, как и доктор. Говорили они оба быстро и оживленно. Ее Ребенок перестал жаловаться и стонать и готовился к выздоровлению, поэтому Взрослый мог свободно слушать и думать. Клуни готова была посмотреть на своего отца, вместо того чтобы видеть отца в докторе Кью. Это освободило ее и позволило прислушаться к собственному Взрослому, а не слушать критикующего Родителя. Она трансформировалась из пациента с 'деревянным мозгом' в реальную личность с некоторыми проблемами (такими, как 'проявление себя'), которые еще предстояло решить. Всю свою жизнь она провела в сценарии, но на этой неделе впервые «выскочила» из него.
Теперь она была готова к тому, чтобы рассмотреть телесный аспект своего сценария, в котором важную роль играли ее ягодицы. Через ее стыдливого Ребенка они контролировали то, как она сидит, как ходит, чего боится, чего хочет и как Ребенок в других людях реагирует на нее. Уровень был — Ребенок в ее Ребенке, то, что многие психологи называют «подсознательным». Оставалось, следовательно, докопаться до давно забытых транзакций с ее родителями, на которых сфокусировались ее страхи, желания и внимание к другим частям своего тела. И это нужно было делать под тщательным присмотром Взрослого и под терапевтическим контролем, чтобы Клуни могла справиться со смущающими и опасными чувствами, которые обычно связаны с краснеющими ягодицами.
Б. Виктор
Когда Виктор впервые обратился к терапевту, он участвовал в играх со своим боссом, стареющим великаном, который играл в 'Вот ты и попался'. Виктор отвечал ему играми 'Посмотрите, как я старался', 'Начинаю сначала' и 'Пни меня'. Когда Виктор собирался поступить на новую работу, его жена сказала подруге:
— Он хочет попробовать и посмотреть, получится ли.
— Я не собираюсь пробовать, — сказал Виктор. — Я сделаю.
— Так ты наконец отказался от бесконечных проб! — сказала подруга.
— Что ж, теперь у вас есть разрешение добиться успеха, — сказал доктор Кью, когда Виктор пересказал ему этот разговор.
— Я получил разрешение не на успех, — возразил Виктор. — Я получил разрешение перестать пытаться.
— А как оно действует? — спросил доктор Кью.
— Моя мать часто говорила: 'Пытайся, а если не получится, все равно ты прав'. Теперь, изучив марсианский, я понимаю, что мой Ребенок переводил это в следующее: 'Не добивайся успеха, лучше вернуться домой, к маме'. Мне нужно освобождение от того, чтобы пытаться. Я уже большой мальчик. Не можете ли вы назвать мне имена специалистов в Нью-Йорке?
Что-то заставило доктора Кью колебаться, но поскольку обычно врач дает уезжающему пациенту фамилии других специалистов, чтобы тот мог к ним обратиться, он взял справочник и назвал Виктору имена двух врачей на востоке.
— Вы не направите им мою карту или ваши записи? На этот раз доктор Кью прислушался к своей интуиции и ответил:
— Только если они меня об этом попросят.
— Почему?
— Ну, теперь вы выздоровели и должны обо всем этом забыть. Если что-нибудь не так, вы сами сможете рассказать им о себе.
Теперь он знал, что здесь не так. Виктор освободился от своего великана, а заодно и от доктора Кью, но в сознании своего Ребенка он уже находился под защитой двух психиатров с востока, то есть уже в какой-то степени отказался от своей с таким трудом обретенной самостоятельности.
— Вот что я вам скажу. Сожгите листок с двумя фамилиями.
— Но я их все равно помню, так что могу и оставить у себя в бумажнике.
— Сожгите.
— Ритуал, — сказал Виктор.
— Совершенно верно. Это ваш Взрослый говорит вашему Ребенку: можешь принести их в жертву и действовать самостоятельно.
Виктор посмотрел на него, и доктор понял, о чем он думает ('Я постараюсь').
— Сожгите, — повторил он.
Виктор улыбнулся. Сессия кончилась. Они встали и обменялись рукопожатием, и это был конец лечения Виктора.
В. Джен и Билл