Тут зубы Хьюстона впились в ее нежную попку, она взвизгнула и бросила трубку в полнейшем замешательстве. Значит, Сара знала, чем они занимались. Ну, может, не точно, но в общем все понимала, и это было уже не очень хорошо.
– Твоя мать… – начала она, сама не зная зачем.
– Моя мать занята Ларри. – Хьюстон извлек из нее свой мокрый палец и помазал ее щеки ее собственной влагой, заставив все ее тело непроизвольно напрячься от подобного вторжения и тут же расслабиться, принимая его, желая его.
Мать Хьюстона вместе с Ларри были задвинуты в дальний уголок его сознания и проштемпелеваны «потом». Он будет счастлив за свою матушку, даже если это убьет его. Но только «потом».
А сейчас он затащит Джози в постель и будет заниматься ею до тех пор, пока сам не забудет, что недостоин ее, а она не вычеркнет из памяти, что он хирург, который вот-вот потеряет работу.
– В спальню. Немедленно.
Хьюстон не задвинул жалюзи, и полуденное солнце било ему в глаза, слепя его, но это было лишь частностью. Он обещал отвести ее в спальню еще в первую ночь, что они провели вместе, но так и не сделал этого. Для него стало почти символичным то, что, когда они вместе переступят порог его спальни, они достигнут нового уровня в отношениях.
Хьюстон повел ее вниз, через темный холл, в спальню, где она была лишь однажды, когда пыталась помочь ему снять мокрые трусы.
Почти ежесекундно он оборачивался, чтобы лишний раз насладиться видом ее наготы, поскольку, перед тем как последовать за ним, она решительно стянула трусики и зашвырнула их подальше. Хьюстону хотелось обнять Джози, прижать ее к себе и ласкать ее голую попку. Всем телом ощутить жар ее роскошного тела. Но когда, уже в спальне, он попытался исполнить это, его рука на перевязи уперлась в ее копчик. Это было уже слишком. Выругавшись, он здоровой левой рукой принялся сдирать ленту, удерживавшую шину на перевязи.
– Что ты делаешь? – Джози шагнула, прильнув к нему, и лишь его плавки не позволяли ему почувствовать прижавшиеся шелковистые завитки. Но ее полные жаркие груди удобно устроились на его локте, и он не рассердился, когда ее пытливые пальчики успокаивающе сжали его руку.
– Мне хочется содрать эту повязку, ласкать тебя обеими руками.
Влажные пряди ее стриженых волос щеткой прошлись по его плечу, а подбородок уткнулся в его грудь.
– Я полагаю, тебе следовало бы еще с неделю ходить в бинтах.
– Я знаю, просто мне очень хочется хотя бы недолго трогать, ласкать тебя без них. А потом я снова нацеплю их. – В его голосе звучала отчаянная, безнадежная мольба, которая не могла не найти отклика в ее душе.
Она прижалась к нему всем телом, а ее короткое прерывистое дыхание эхом отдавалось у него в груди. Джози погладила его перевязанную руку, дойдя до неподвижной ладони.
– Лучше уж я сама сниму бинты. – Она поцеловала один за другим кончики его пальцев, чуть задержавшись на двух поврежденных.
Это было не совсем то, чего ему хотелось. Не нужно, чтобы Джози осматривала его бледную недвижимую руку, походившую на дохлого, ощипанного цыпленка.
Здесь и сейчас ему хотелось безоговорочно довериться ей, поверить в собственное будущее, в котором найдется место и его работе, и женщине, которую, как наконец-то до него дошло, он мог полюбить. Он на мгновение зажмурился, стиснув зубы.
– Ладно.
– Указательный и большой пальцы пока не будут нормально работать, ты же знаешь, – мягко произнесла она, начиная разбинтовывать его руку. – Три недели в неподвижности – это небольшой срок, независимо от операции. Для того и существует физиотерапия.
– Я сам врач, Джози. Не надо мне рассказывать это.
Но все это уже не слишком раздражало его. Он восхищенно смотрел на нее, абсолютно голую, расторможенную, отбросившую все моральные запреты и комплексы, заботливо склонившуюся над ним. Он знал, что она была недовольна своим телом; он не мог понять почему, но так оно и было. И вот она вскочила и легкими и уверенными движениями принялась разбинтовывать его руку, ничуть не обеспокоенная тем, что он мог в упор разглядывать каждый дюйм ее обнаженной плоти.
– Что врачи знают и что они сами чувствуют – это большая разница. – Содрав последний кусочек ленты и бинта, Джози нежно погладила его белые длинные пальцы.
У него оставались длинные красные шрамы, оставшиеся от столкновения с акулой и после операции, а онемевшая искалеченная рука выглядела пугающей, какой-то ненастоящей.
Джози нагнулась и провела влажным языком по неровному пупырчатому шраму.
Казалось, его сердце готово было выскочить из груди, а член – порвать плавки. Прикосновение языка Джози не было жалостливым или успокаивающим, а чувственным и возбуждающим – ласка женщины, желающей познать каждый дюйм тела ее мужчины.
Затем она промассировала большим пальцем его онемевшую ладонь и пристроила его руку к себе на талию.
– Вот теперь ты можешь обнять меня обеими руками. Отлично! – Он тут же притянул ее к себе. Он обнимал ее, но не слишком плотно. Она рывком подалась вперед, ее груди распластались на его груди, а его торчащий член уютно угнездился между ее гостеприимных бедер. Он и представить себе не мог, что это окажется так здорово, – сердце работало как машина, учащенное прерывистое дыхание перемежалось затяжными, томными вздохами.
Здоровые пальцы сновали по ее чистой, свежей коже, а два поврежденных оставались неподвижными. Он не чувствовал их, но пренебрег этим. Ему хотелось лишь поглаживать, ласкать и любить Джози, уйти с
