Мистицизм

название органичного процесса, который подразумевает совершенное воплощение Любви к Богу, получение бессмертного наследия человека здесь и сейчас, или если угодно — ибо это означает в точности то же самое, — искусства установления сознательной связи с Абсолютом.

Движение мистического сознания к этому свершению представляет собой не просто внезапно открытый доступ к ошеломляющему видению истины, хотя душа и может удостаиваться таких ослепительных мгновений. Это, скорее, упорядоченное движение ко все более высоким уровням реальности, ко все более тесному отождествлению с Бесконечным. 'Мистический опыт, — говорит Ресежак, — завершается словами 'Я жив, но не Я, а Бог во мне'. Подобное ощущение тождественности, естественное завершение мистической активности, имеет очень важное значение. На ранних стадиях мистическое сознание ощущает Абсолют в противопоставлении Я... По мере того как деятельность мистика продолжается, оно [сознание] стремится отбросить это противопоставление… В конце концов мистическое сознание становится обладателем ощущения Сущности одновременно большей, чем Я, и тождественной с ним — достаточно великой для того, чтобы быть Богом, и достаточно личной для того, чтобы быть мною'.[150]

Это именно то мистическое единение, которое может быть единственным воплощением мистической любви, ибо

Все, что ни есть Едино, должно вечно
Страдать от раны Отсутствия,
И тот, кто входит в град Любви,
Находит лишь комнату для Единого,
И лишь в Едином — Единение.[151]

История мистицизма — это история проявлений этого закона на уровне реальности.

Теперь посмотрим, насколько наши утверждения соответствуют практике великих мистиков и разнообразным формам деятельности, которые в то или иное время назывались мистическими.

(1) Мистицизм носит практический, а не теоретический характер.

Взятое само по себе, это утверждение, конечно же, не достаточно для того, чтобы определить мистицизм, ибо оно с равным успехом относится и к магии, которая также предлагает что-то сделать, а не только во что-то поверить. Однако оно входит в противоречие с мнением тех, кто полагает, будто мистицизм — это 'реакция врожденного платоника на религию'.

Различие между подобными набожными философами и истинными мистиками — это различие, которое провел Джордж Тиррелл между откровением и теологией.[152] Мистицизм, как и откровение, есть явление окончательное и личное. Это не только прекрасная и наводящая на размышления схема, но и опыт в его наиболее интенсивной форме. Говоря словами Плотина, такой опыт — это путешествие души в одиночестве, 'полет Одинокого к Одинокому'. [153] Оно поставляет материал, который обдумывает мистическая философия, точно так же, как теологи размышляют над откровениями, формирующими основу веры. Поэтому если мы относим кого-то к мистикам, мы подразумеваем, что он должен был предчувствовать Истину, которая являлась для него абсолютной, и действовать в соответствии с этим предчувствием. Точно так же, если мы признаем, что кто- то 'знал доктрину', мы подразумеваем, что он должен был 'прожить жизнь', подчиненную внутренней работе Мистического пути, а не только рассуждать о мистическом опыте других. Мы не можем полностью обойтись без христианских платоников и философов-мистиков. Они — наши ступеньки на пути к более высоким вещам, именно они интерпретируют для нашего вялого разума, опутанного миром ощущений, яркие образы тех, кто говорит с нами из измерения другой Реальности. Однако они не более мистики, чем верстовые столбы на дуврской дороге — путешественники в Кале. Иногда их слова — грустные речи тех, кто знает, но не может быть, — порождают мистиков; так внезапный образ маяка пробуждает в мальчишке дух приключений.

Кроме того, есть множество примеров истинных мистиков, занимавшихся, подобно Экхарту, философским обсуждением собственного опыта — к вящей пользе мира. Были и философы-платоники — здесь наиболее характерным примером может служить Плотин, — далеко вышедшие за пределы своей философии и отказавшиеся от построения схем, в любом случае несовершенных, которые хотя бы намекали на реальность переживаемого ими опыта. Следует перефразировать приведенный выше афоризм и сказать более точно: платонизм — это реакция интеллектуала на мистическую истину.

Вновь и вновь великие мистики говорят нам не о том, как они рассуждают, но о том, как действуют. Для них переход от жизни ощущений к жизни духа — это огромное предприятие, которое требует усилий и настойчивости. Парадоксальное «спокойствие» созерцателей есть всего лишь внешняя тишина, необходимая для внутренней работы. Любимые символы мистиков — это символы действий: битва, поиск, паломничество.

Однажды среди ночи всех темней,
Внимая голосу любви своей
(О скорбный и счастливый мой удел!),
Украдкою из дома вышел я,
Где царствовали тьма и тишина.[154]

Так сказал св. Иоанн Креста в стихотворении о мистическом поиске.

'Мне стало очевидно, — говорит аль-Газали о собственном поиске мистической истины, — что суфии — это люди интуиции, а не слов. Я понял, что узнал все, что можно узнать о суфизме с помощью обучения, и что остальное невозможно узнать через обучение или речь'.[155] 'Пусть никто не думает, — читаем в 'Германской Теологии', — что можно достичь истинного света и совершенного знания… посредством пересказов, чтения, исследования и даже высокого мастерства или великого обучения'.[156] 'Недостаточно, — добавляет Герлак Петерсен, — знать только по оценкам, мы должны знать по опыту'.[157] Наконец, Мехтильда Магдебургская говорит о своих откровениях: 'Слова этой книги я видела, слышала и ощущала в каждом члене моего тела… Я видела их глазами моей души и слышала их ушами моего вечного духа'.[158]

Те, кто полагает, будто мистический опыт есть лишь приятное осознание Божественного в мире, ощущение «инаковости» вещей, купание в лучах Несотворенного Света, — те только играют с Реальностью. Истинное мистическое достижение — это законченное и наиболее трудное из доступных человеку выражение жизни. Это одновременно акт любви, акт отречения и акт высшего восприятия — триединый опыт, в котором встречаются и получают удовлетворение три вида деятельности Я. Религия могла бы дать нам первое, а метафизика — третье, но только благодаря мистицизму нам доступен промежуточный акт в этом ряду — существенная связь, объединяющая все три действия в одно. 'Тайны, — говорит святая Катерина Сиенская, — открываются другу, ставшему одним целым с тобой, а не слуге'.[159]

(2) Мистицизм — это чисто духовная деятельность.

Это правило накладывает еще большие ограничения, которые, несомненно, исключают всех тех, кто практикует магию и магические религии даже в их наиболее возвышенных и наименее материалистических формах. Позднее, когда мы обратимся к рассмотрению этих личностей, мы увидим, что их цель — в общем- то не обязательно незаконная — заключается в том, чтобы улучшить и разъяснить видимое с помощью невидимого; использовать сверхъестественные способности Я для того, чтобы увеличить силу, достоинства, счастье или знание. Мистик никогда не действует таким образом и не пытается комбинировать преимущества двух миров. В конечной стадии своего развития он познает Бога через единение, и эта прямая интуиция Абсолюта убивает все менее страстные желания. Мистик обладает Богом,