изменяю вам. Неужели же я дала вам основания подозревать меня? Но я даже и сердиться не могу… Ревность – сестра страстной любви.
– Адель, как мне искупить…
– Ну что вы, что вы, Густав! Ведь я уже сказала вам, что не могу сердиться на вас! У вас просто нервы развинтились от всех этих переговоров, вам надо отдохнуть! Вот вернемся мы с вами в наш Стокгольм и опять заживем по-старому! Ну, подите же ко мне! Дайте же мне обнять вас, дорогой! Положите свою усталую голову ко мне на грудь… Ах, вы мой ревнивец!..
Часа через два Густав вышел от Адели. Он сам не мог понять, что творилось с ним. Ведь только что он искренне обнимал женщину, а теперь… теперь опять в груди вставали сомнения… Адель доказала ему свою невинность, и все-таки он не был удовлетворен! Может быть, и в самом деле все это – просто нервы?
Размышляя об этом, Густав огибал угол дома. Но что это белеет на высоком заборе садика? Платок? Метка «Л. Г.»?
Ларс Гьортсберг!
Этот платок был тем самым толчком, от которого выкристаллизовались истинные чувства Густава. Завеса спала с его глаз. Теперь он все понял, теперь он знал, что за женщина была эта Гюс!
V
В первый момент Густав сделал движение, чтобы броситься обратно в дом, но тут же спохватился и презрительно повел плечами… К чему? Чтобы она опять проявила свою виртуозную способность лгать? Нет, ему нужна была уверенность, и ее даст ему сам Ларс… Негодяй-мальчишка!.. Но, впрочем, можно ли сердиться на этого полуребенка? Где же было незрелому юноше устоять против чар этой сирены, умевшей отуманить ум зрелых, опытных мужчин? Нет, Ларс не виноват!
Да и не все ли равно, как зовут того, с кем эта подлая змея насмеялась над своим благодетелем? Не он, так другой… И, вероятно, много было их, этих «других»!
«Но, Ларс должен все рассказать! Теперь он на дежурстве. Я застигну его врасплох и заставлю во всем признаться!» – решил король.
Войдя в свою прихожую, Густав был поражен странным запахом, стоявшим там. Это была смесь винного перегара с какими-то резкими, раздражающими, но знакомыми Густаву духами.
Король оглянулся по сторонам – в углу мирно похрапывал, развалившись в кресле, Ларс Гьортсберг.
Густав подошел поближе. Голубой мундир Ларса был неправильно застегнут; сразу было видно, что это делалось второпях… Да и этот запах тоже шел от него… Густав нагнулся к юноше: дыханье Ларса благоухало винным перегаром, а мундир издавал тот самый резкий аромат, который поразил Густава при входе.
Ну, конечно! Ведь это же любимые духи Адели! Так что же еще узнавать, что выпытывать? Разве и так не все ясно?
Но нет, Густав хотел знать. И, подойдя вплотную к юноше, он схватил его за плечи и резко встряхнул.
Ларс с трудом открыл глаза.
– Ларс! Где ты был до дежурства? – крикнул король.
Юноша сразу проснулся. Последние остатки сна и хмеля испарились из его головы. Он смертельно побледнел и с криком отчаяния кинулся королю в ноги.
– Встань, Ларс, – спокойно сказал Густав. – Я не сержусь на тебя и, если ты откровенно признаешься мне во всем, я по-прежнему оставлю тебя в своей милости. Но помни, я знаю все! Я только хочу слышать истину из твоих уст! Берегись же! Малейшее умолчание, малейшая ложь – и ты жестоко поплатишься! Ну, говори! Ты был у Гюс в тот момент, когда я подходил?
– Да, ваше величество.
– Гюс меня увидала?
– Да, ваше величество.
– Каким же образом ты скрылся?
– Через окно, ваше величество.
– Как? Через окно?
– Ну, да, ваше величество; мы рассчитали, что, пока вы будете огибать дом и подниматься по лестнице, я успею незаметно скрыться.
– Но ведь комната во втором этаже!
– У самого окна растет береза.
– По которой ты и спустился? Понимаю! Затем ты, должно быть, пробежал через садик и перелез через забор? По крайней мере на одном из кольев я нашел вот это! – и король кинул пажу платок. – Ну, а когда у вас с ней это началось?
– С того дня, когда на меня наехала лошадь госпожи Гюс.
– Но ведь ты был совсем болен!.. А, понимаю… То-то Акрель руками разводил, не понимая твоей болезни! Значит, это была комедия?
– Да, ваше величество!
– Ларс, Ларс! – сказал король, грустно покачивая головой. – Понимаешь ли ты, что ты сделал мне? Разве мало добра оказал я тебе? Нет выше порока, чем неблагодарность, Ларс… А это даже не неблагодарность; это – предательство! Я обещал не наказывать тебя и сдержу свое слово. Но я очень надеюсь, что ты на досуге обдумаешь свое поведение и поймешь, насколько оно мерзко. Я извиняю тебя
