— Что смешного, Илья? — Мишка резко обернулся к вознице, но тот уже успел отвести глаза.
— Да так… ничего. Не смеюсь я, кашлянул.
Мишка снова повернулся к Афоне:
— Так что, Афанасий? У вас раньше когда-нибудь холопы были?
— Были… давно. Дед рассказывал, я не помню.
— Значит, не умеешь, — сделал вывод Мишка.
— Чего там уметь-то?
— Людьми управлять. Это — тоже ремесло, уметь надо или учиться, если не умеешь. Так что ты с ними делать станешь?
— Ну чего? Это… работать заставлю.
— Это понятно, на то и холоп, чтобы работать. А как? Ну вот представь себе: вытянул ты жребий, указали тебе холопскую семью, которая тебе по жребию выпала. Подходишь ты к ним: глава семьи, баба, детишки. С чего начнешь? Какие слова самые первые скажешь?
— Э… На подворье поведу.
— Есть где поселить?
— На сеновале можно, еще пристройка есть, но холодная… в сенях… там тоже холодно. Летом-то построимся, а сейчас. Да-а-а, в избе всем тесно будет…
— А если детишки малые совсем?
— А как же тогда? Едрит твою… — Илья полез всей пятерней скрести в затылке. — Я и не думал.
— На первом же шагу и споткнулся. Ты как, тоже думаешь, что Лавр с Тихоном сено скупать поскакали?
— Народищу-то разместить… — обалдело протянул Афоня. — Да куда же мы их всех денем?
— Корней с Лукой уже придумали, для того людей и послали, чтобы все приготовить, а у тебя еще дня два на раздумья есть, быстрее-то не доберемся.
Илья тут же встрепенулся:
— Э! Так я что, на сене-то не подзаработаю?
— Заработаешь, — успокоил Мишка, — но сено — не главное.
— Это хорошо. — Илья довольно улыбнулся. — Слышь, Афоня, у тебя в пристройке пол земляной?
— Земляной, а что?
— Так они же по-старинному жить привыкли: пол — земляной, вместо печки — очаг. Натаскаешь камней для очага, полати можно там сделать?
Афоня между тем продолжал строить планы:
— Я им еще пару лавок поставлю, стол есть, поломанный, правда, но починим! Полки там есть, дверь плохо закрывается, ну это сделаем… для скотины место есть, дрова… пока хватит… постели у них свои…
— С жильем, значит, решилось, — утвердил Мишка.
— А? — Афоня даже не сразу понял вопрос. — Ага, решилось!
— Тогда думай, с чего разговор начнешь.
— Э… Спрошу, как зовут.
— А поздороваться?
— С холопами?
— А они не люди? Вот тебе первая заповедь: если с человеком вести себя как со скотиной, то и он себя вести будет по-скотски. Тебе это надо?
Илья опять не удержался, чтобы не съязвить:
— Хе-хе, гляди, Афоня, заповеди! Как в Писании!
— А ты как думал, Илья? — тут же подхватил идею Мишка. — Десять заповедей указывают, как люди жить должны, что можно, что нельзя, что хорошо, что плохо. Это и есть управление. Какая, к примеру, первая заповедь?
— Это самое… — Илья задрал бороду к небу и задумался. — Кажется, «Не убивай!».
— Неверно. А ты, Афанасий, как думаешь?
— Чего ты, как поп? Не помню я.
— А подумать? — не отступался Мишка. — Тебе теперь много думать придется: и за себя, и за холопов, а в заповедях Господних все, что нужно для управления, есть!
— Ну, кажется, не молись другим богам… вспомнил! Не сотвори себе кумира, не делай изображений… и не поклоняйся им. Вот!
— Почти правильно! Начинаются заповеди со слов: «Я Господь, Бог твой». А дальше уже говорится о том, как людям с Богом жить. Не сотвори себе кумира, не поминай имя Божье всуе. И наказание за неповиновение: «Я Господь, Бог твой, Бог-ревнитель, за вину отцов наказывающий детей до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня».
А потом сразу же про поощрение послушных: шесть дней работаешь, а седьмой день отдыхаешь. Так и ты сразу же должен дать понять, что хозяин ты и все зло и добро будет от тебя. Про добро — обязательно, человек должен какой-то свет впереди видеть и хоть на какую-то выгоду рассчитывать.
— Что, так и говорить? Я твой хозяин, если что — накажу, а если… — Афоня озадаченно захлопал глазами. — А про добро-то чего сказать?
— Про одно и то же можно разными словами говорить! Сначала поздоровайся, покажи, что ты к ним не как к скотине относишься. Потом назови себя, чтобы сразу было понятно, кто ты такой. Как в заповедях: «Я Господь, Бог твой». Так и ты, например: «Я Афанасий…» Как тебя по батюшке?
— Романыч.
— Я Афанасий Романыч, ратник девятого десятка ратнинской сотни. Красиво звучит?
— Я Афанасий Романыч, ратник девятого десятка ратнинской сотни… — повторил Афоня. — Красиво. А дальше?
— А дальше: «Жить будете у меня!» Понимаешь? Жить! Вам теперь вместе жить, может быть, до конца жизни. Работа, наказание, одобрение, все остальное — это жизнь. Ваша жизнь связана воедино навсегда или очень надолго.
— Жить будете… верно! Они же сейчас бездомные, а я их в свой дом ввожу.
— Вот-вот: кем введешь, тем они и будут. Сразу же надо объяснить: что — хорошо, что — плохо. Как в заповедях Господних: почитай родителей, не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не приноси ложного свидетельства, не пожелай жены или имущества ближнего твоего. Так и ты: обижать не стану, будете хорошо трудиться — будете в тепле, сытости и под моей защитой, но если что, то я человек воинский, к порядку и строгости приучен, так что не взыщите! Сразу все и понятно: кто ты, кто они, бояться не надо, но лениться не дашь.
— Ага! И в пристройку!
— Нет! — Мишка с трудом сдержал улыбку. — Сначала расспроси. Кто они, как кого зовут, как раньше жили, что умеют… и прочее. Вот тебе заповедь вторая: интересуйся людьми, чем больше ты про них знаешь, тем легче ими управлять. Не жалей на это времени — окупится!
— Так наврать же может! — усомнился Афоня.
— Смотря как спрашивать. Был такой ученый мудрец… э-э иудей, Карнеги звали. Так он говорил, что для человека нет более интересной темы разговора, чем о нем самом. Вот и веди разговор о нем. А чтобы не врал или не умалчивал — сомнение покажи. Не говори прямо, что врет, а так, усомнись слегка. Он горячиться начнет, доказывать, весь раскроется, а ты на ус мотай.
— Это как же? Ну усомниться, да еще слегка?
— Да очень просто. Скажет он, к примеру, что у него в хозяйстве три лошади было. А ты спроси: «Всегда три?» Он тут и начнет, что сначала одна была, потом он вторую на Княжьем погосте выменял на шкурки, потом еще что-нибудь про третью. Как звали лошадей, расскажет, какой масти были. А ты удивись:
