Судя по запахам, витавшим в каюте, капитан ждал меня и основательно приготовился к встрече. На столе стоял закрытый глиняный кувшин, а рядом с ним высокие, тоже глиняные кружки с закрывающимися крышечками. Капитан Вацлав славился на весь флот своим непревзойденным умением готовить глинтвейн. Об этом напитке ходили легенды. Попробовать его творение мечтали многие, но осуществить мечты на практике удавалось редким счастливчикам. «Я не пью с кем попало», – говаривал капитан Грубек. А уж глинтвейн он готовил только для особо избранных гостей. Лично мне уже доводилось пить этот божественный напиток и на тех самых курсах в Праге, и позже, когда я бывал у него в гостях. Услышав знакомый аромат, я демонстративно повел носом, зажмурился и покачал головой от предвкушения неземного удовольствия.
– Ну, здравствуй, пропащий, – приветствовал меня Грубек, вставая с кресла.
Мы обнялись, и он указал мне на кресло напротив. Не говоря больше ни слова, он наполнил кружки глинтвейном. Мы приветственно подняли стаканы и сделали по основательному глотку.
– Так где ты прятался? Я послал за тобой катер на остров, а там моим ребятам сообщили, что тебя уже сутки как след простыл. Тогда я отправил патрули в Город и в факторию. Слава богу, они тебя там и нашли.
– Ну, это еще вопрос, кто кого нашел, – буркнул я. – Ты мне лучше ответь: как вы здесь оказались?
– По твоему же вызову. Макар Иванович нас поднял по тревоге, как только получил по гиперу твое сообщение. Мы находились в этом секторе и добрались до Деметры всего за день. А тебя и след простыл.
– Ну, за месяц любой след остынет.
– Месяц? – переспросил Вацлав.
– Да, примерно. А что, дорогой Макар Иванович не ввел тебя в курс дела?
– Станет барин с извозчиком объясняться, – обиженно ответил капитан Грубек.
Мой шеф не делает различий между полевым агентом и капитаном боевого крейсера. С высоты его должности, помноженной на высочайшее самомнение, мы все для него просто рядовые, которым надо отдавать лишь короткие и простые приказы. Подробное объяснение ситуации подчиненному, по словам самого шефа, уменьшает степень его восприимчивости в новой обстановке, тормозит реакцию и снижает способность к самостоятельным действиям в критической ситуации. Другими словами, тактика нашего шефа проста до крайностей. Он уверен, что ему достаточно выбрать наиболее подходящую кандидатуру, вкратце намекнуть на задание и отправить своего сотрудника к черту на рога или к дракону в пасть. Пусть у человека и будет недостаточно информации, зато он сможет смотреть на ситуацию с незашоренными глазами и мыслить непредвзято.
Шеф никогда не страдал излишним человеколюбием. Да уж, нашел я словечко. Когда я случайно произнес при Макаре Ивановиче это самое слово – человеколюбие, – тот послал меня в библиотеку за словарем. Он заставил найти там это слово и минут десять с большим изумлением читал и перечитывал объяснение. Затем захлопнул книгу, пожал плечами и заявил, что это скучно и он, пожалуй, этого делать не станет.
– Но почему все-таки так поздно? Гиперграмму послал человек Элвиса? Он ведь должен был это сделать сразу, как я ему дал записку. А он держал ее при себе целый месяц. А если бы я сдох там, на плантациях?
Капитан молчал и, хотя явно мне сочувствовал, постарался перейти на деловой служебный тон:
– Вот что, Андрей. Я здесь уже двадцать четыре часа, и единственный положительный результат моего пребывания здесь – это поимка собственного полевого агента.
– Который, к тому же, сам пришел с повинной, – улыбаясь, подхватил я.
– Я знал, что ты поймешь, – поддержал меня капитан. – Ты должен меня понять, на Земле начальство ждет моего рапорта. Шеф и так весь извелся, когда ты пропал.
– Только не говори мне, что у Макара Ивановича вдруг прорезалась совесть. Наверное, он просто съел что-то несвежее.
– Я всегда знал, что ты циник. Между прочим, когда прошел слух, что ты улетел на Гефест на шаттле вместе с иммигрантами, шеф предложил отправить крейсер на Гефест и трясти этот демократический бордель до тех пор, пока остатки мозгов у их так называемых министров не встанут на место, а из кошельков вывалятся и исчезнут все взятки, которые они берут.
Я недоверчиво скривился:
– Ты хочешь сказать, что шеф умеет разговаривать так мягко и интеллигентно? Никогда не поверю. В церковно-приходской школе, которую он окончил, разговаривали более простым и понятным языком. Десятка-другого универсальных слов, которыми пользуются во время работы нефтяники и строители, ему всегда хватало за глаза.
– И все же, Андрей, давай перейдем к делу. Сейчас я включу запись, и ты расскажешь, что тебе удалось обнаружить, и почему ты вызвал сюда крейсер Интерпола.
Говоря это, Вацлав делал мне странные знаки, как будто предлагал обернуться и посмотреть назад. Я повернул голову и замер. Аппарат гиперсвязи уже был включен, и с экрана на меня смотрела круглая голова шефа. Это, по большому счету, не было неожиданностью. Я был обязан доложиться шефу и подозревал, что если не сейчас, то через пять минут мне все равно придется с ним увидеться. Другое дело, что сплетничать подобным образом о начальстве за его спиной это – одно, а говорить то же самое практически ему в лицо – это уже совсем другое дело. Я с откровенным испугом взглянул в глаза шефу и увидел, что тот весело улыбается. Давно я не видел его таким. Неужели искренне рад, что я нашелся? Или доволен, что наконец раздобыл на меня компромат?
Я не стал составлять версий и сооружать далеко идущие выводы. Вместо этого я молча уставился на экран. Шеф не заставил себя ждать:
– Так, говоришь – церковно-приходская школа?
– Макар Иванович, вы же знаете, как я вас уважаю. Это капитан Грубек, этот низкий человек, спровоцировал меня на небольшое неосторожное высказывание. Но вы ведь знаете, как я вас уважаю, Макар Иванович!
