предпочитал слушать окружавший его грохот двигателя, нежели лязг железа и громыхание запасных колес и гусениц, привязанных в задней части танка. Если бы машина немецкой службы снабжения крутилась побыстрее, им не пришлось бы таскать за собой все эти железки. Но Восточный фронт растянулся более чем на три тысячи километров — от Балтики до Черного моря. И излишне было надеяться, что у высоколобых чиновников, которым ничто не угрожает, достанет заботы о каждом танковом командире.
Танки катились по опустошенной войной местности: мимо могил, наскоро вырытых в плодородном украинском черноземе, мимо распухших русских трупов, до сих пор не преданных земле, мимо покореженных грузовиков и сгоревших танков. Германские инженеры, словно мухи над падалью, роились возле подбитой техники, подбирая все, что только уцелело.
Куда ни глянь, во все стороны простиралась бескрайняя степь. Даже шрамы войны не слишком жестоко изуродовали ее. Когда Егер смотрел на это зеленое море, ему порой казалось, что его двенадцать танков оторваны от всего мира. Поэтому, заметив вдалеке немецкую пехотную роту, он довольно улыбнулся.
Раза два над головой гудели самолеты. Майор улыбнулся еще шире — Иванов ожидала хорошая трепка.
И вдруг раздался ужасный грохот — танк, двигавшийся примерно в двухстах метрах справа, превратился в огненный шар. Только что он был целехонек — и вот от танка не осталось ничего, кроме красно-желтых языков пламени и столба черного, с копотью, дыма, поднимавшегося высоко в небо.
Через несколько секунд донеслись хлопки новых взрывов — это начали рваться боеприпасы. Пять человек экипажа вряд ли даже поняли, что произошло.
Егер мгновенно скользнул вниз.
— Что случилось? — спросил Георг Шульц. Стрелок слышал взрыв, несмотря на толстую броню и грохот мотора.
— Танк Йоахима подорвался, — ответил Егер. — Должно быть, наскочил на мину-Голос майора звучал неуверенно: для мины взрыв был слишком чудовищным. «Правда, если взорвался бак с горючим, то…» — подумал было майор, но едва эта мысль мелькнула у него в голове, как взорвался другой танк, и грохот взрыва был даже сильнее, чем в первый раз.
— Боже! — вскричал Шульц. Он со страхом уставился в металлический пол танка, словно ожидая, что оттуда вот-вот вырвется раскаленная струя пламени.
Егер схватился за рацию и настроился на общую частоту.
— Всем стоять! — заорал он. — Мы попали на минное поле!
Он прокричал приказ Дитеру Шмидту, затем выглянул из башни, чтобы убедиться, что приказ его выполнен.
Десять уцелевших танков остановились. Как и Егер, другие командиры тоже высунулись наружу, и каждый из них пытался понять, что же происходит. Кроме пылающих остовов двух танков, все остальное выглядело как обычно. Егер уже собирался было связаться со штабом дивизиона и запросить отряд саперов, когда небо прорезало огненным лезвием, начисто снесшим башню одного из остановившихся танков. Промасленная ходовая часть быстро загорелась.
Проклиная свою ошибку, Егер снова забрался внутрь танка, схватил рацию и прокричал:
— Уходим! Это не мины, а ракетные снаряды с воздуха! Должно быть, иванам удалось установить на своих противотанковых штурмовиках «катюши». Если останемся здесь, то превратимся в легкую добычу!
Майору не понадобилось повторять свой приказ Шмидту. Их «Т-3», громко рыча мотором и накренившись на один бок, уже двинулся вперед.
Только когда майор вновь высунулся из башенного купола, до его сознания дошло, что огненный след на небе появился сзади, с западной стороны.
— Разверните башню! — крикнул Егер и обругал гидравлический привод, поскольку тяжелая металлическая глыба башни поворачивалась слишком медленно.
Несколько других командиров оказались проворнее. Башни их танков уже развернулись назад.
Тем временем четвертый танк получил снаряд прямо в моторный отсек. Затрещали языки пламени. Башенные люки открылись, и оттуда начали выкарабкиваться люди. Один, два, три… командир, стрелок, заряжающий. Огонь охватил весь танк. Водителю и башенному стрелку выбраться так и не удалось.
Командир танковой роты пристально всматривался в небо. Где же этот проклятый истребитель с «катюшами»? Сердце у Егера екнуло, когда он заметил летящий силуэт. Некоторые танки отреагировали быстрее, и их сдвоенные пулеметы открыли по самолету огонь. Вряд ли они повредили самолет, но это могло удержать летчика от новых атак на бреющем полете.
Не помогло. Самолет появился снова.
Егеру удалось забиться под броню башни в то самое мгновение, когда пулеметы штурмовика начали обстрел. Затем, когда противник приблизился, Егер заметил, что нападающий самолет не похож на какие- либо виденные им воздушные боевые машины. А когда неизвестный самолет произвел залп, весь его тупой нос сделался желто-белым от выстрелов. Пыль взметнулась вокруг еще двух танков. Вместе со смрадом от пылающего горючего, масла и пороха ноздри Егера ощутили зловоние обугливающегося человеческого мяса.
Самолет пронесся над головой так низко, что его почти можно было коснуться. Егер внимательно разглядел врага — и не поверил своим глазам. Машина имела размеры среднего бомбардировщика, но, насколько понял майор, у нее отсутствовал винт. На ее корпусе не было ни свастики, ни советской звезды; на закамуфлированных крыльях и остове не было вообще никаких опознавательных знаков. Этот самолет не рокотал, как любой из известных самолетов, — он пронзительно выл, словно его движущая сила исходила от самого дьявола.
А потом противник исчез столь же стремительно, как и появился. Майор глазел ему вслед, разинув рот, что совсем не подобало офицеру. Один заход — и половина танков роты Егера превратилась в груду пылающего металла.
Танк Эрнста Рикке, как и машина самого Егера, уцелел в этой атаке. Он с грохотом приближался. Рикке высунулся из башни. На лице капитана было написано то же выражение полнейшего недоумения, что и на лице Егера.
— Что это было? — с трудом приходя в себя, прокричал Рикке.
— Не знаю, — проорал в ответ Егер. — Но если это вернется — нам крышка!
Японцы грабили деревню. Солдаты уже застрелили нескольких жителей, недовольных тем, что воруют их пожитки. Трупы как немое предостережение лежали на площади, возле разрушенной стены яменя. Но и этого было мало: захватчики, примкнув штыки, расхаживали по деревне, готовые проткнуть каждого, кто косо посмотрит на них.
Лю Хань старалась не привлекать внимания японцев. Она была наслышана, каким образом те набирают женщин в свои «батальоны развлечении». Пепел сделал волосы Лю седыми, древесный уголь прибавил ее лицу не только грязи, но и прочертил морщины, значительно состарив, Горе помогло ей легко освоиться с шаркающей походкой старухи. Лю Хань бесцельно бродила вокруг деревни, держась подальше от солдат.
Поскольку она находилась в стороне от шумной суеты, поглотившей захватчиков и деревенских жителей, то, наверное, стала первой, кто услышал какой-то шум в небе. Лю испуганно задрала голову — новые бомбардировщики на подходе? Но зачем они сейчас, когда деревня уже захвачена японцами? А может, это китайские самолеты? Если гоминдановское правительство хочет удержать Ханькоу, им придется очень постараться.
Шум нарастал, приближаясь с юга. Страх и волнение охватили Лю Хань. Она желала японцам смерти, но ей не хотелось погибать вместе с ними.
Несмотря на свои страдания, она решила, что хочет жить. Позабыв про старушечью походку, Лю кинулась к зарослям: лучше оказаться подальше, когда на деревню посыплются бомбы. Гул приближающихся самолетов нарастал.
Она забралась в самую гущу кустарника и папоротников. К этому времени самолеты были почти у нее над головой. Лю посмотрела на них из-за ветвей дерева, и глаза женщины широко раскрылись: на
