ковылял в атаку, словно вернулся в 1916 год. В него попала пуля. Он упал, но продолжал стрелять.
— Ты серьезно ранен? — спросил Гольдфарб. Виггс покачал головой.
— Пуля попала в колено, и я не могу встать, но в остальном со мной все в порядке. — И он вновь принялся стрелять.
Он держался совсем не как человек, только что получивший ранение. Гольдфарб удивленно посмотрел на него, но тут сообразил, что вражеская пуля попала в протез. И хотя они находились на открытом месте, Гольдфарб расхохотался.
— Здесь не больше двух взводов, — прикинул Раундбуш. — Мы можем с ними покончить.
И в подтверждение его слов зенитный пулемет, который так и не смогли уничтожить вертолеты, открыл огонь по ящерам. Первыми использовать зенитки против пехоты придумали немцы в 1940 году во время молниеносной войны во Франции. Получилось дьявольски эффективно.
Гольдфарб побежал к обломкам, разбросанным на посадочной полосе, и спрятался за ними, радуясь, что ему удалось найти укрытие. Высунув наружу ствол пулемета, он выпустил короткую очередь в сторону ящеров.
— Прекратить огонь! — крикнул кто-то с противоположной стороны посадочной полосы. — Они хотят сдаться.
Постепенно стрельба начала стихать. Гольдфарб осторожно высунулся наружу и посмотрел на ящеров. Он видел их в виде точек на экране радара, а также во время налета на тюрьму, когда они освободили его кузена Мойше Русецкого. Но только теперь, когда остатки атакующего отряда бросили оружие и подняли руки, он сумел разглядеть неприятеля как следует.
Ящеры были ростом с ребенка. Конечно, Дэвид их уже видел, но на эмоциональном уровне только сейчас понял, как сильно они отличаются от людей. Они обладали такой развитой технологией, словно были великанами. Впрочем, если по правде, ящеры совсем не походили на детей — наклоненный вперед корпус, покрытый чешуей, как у динозавров, шлемы и бронежилеты, которые придавали им воинственный вид — наверное, более воинственный, чем у него, подумал Дэвид, бросив взгляд на свою грязную форму РАФ.
К нему подошел Бэзил Раундбуш.
— Клянусь богом, мы их победили! — воскликнул он.
— Точно. — Гольдфарб знал, что его голос прозвучал удивленно, но ничего не мог с собой поделать. Он не ожидал, что останется в живых, тем более одержит победу. — Интересно, подойдет ли мне их бронежилет?
— Хорошая мысль! — воскликнул Раундбуш и оглядел Гольдфарба с ног до головы. — Ты стройнее и ниже меня, может, тебе повезет. Надеюсь, подойдет, поскольку время исследований в старой доброй Англии подошло к концу. — Он пнул разбитую логарифмическую линейку. — Пока мы не вышвырнем отсюда чешуйчатых ублюдков, нам остается только сражаться.
Глава 6
«О боже! Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности. Если бы только не мои дурные сны!»[17]
«Проклятье, откуда эта цитата? „Макбет“? „Гамлет“? „Король Лир“?» — Йенс Ларссен никак не мог вспомнить, но, черт подери, это точно из Шекспира. Строчки всплыли в его сознании, когда он взобрался на вершину Льюистон-Хилл.
Глядя на запад с вершины горы, он вполне мог считать себя повелителем бесконечности. Даже в этих местах, славящихся своими прекрасными пейзажами, открывшийся его глазам вид производил потрясающее впечатление. Кругом расстилалась заросшая полынью бесконечная прерия штата Вашингтон, для которой гораздо больше подходило слово «пустыня».
Впрочем, недалеко отсюда располагался город Кларксон, штат Вашингтон, а на этом берегу реки — городок Льюистон, штат Айдахо, угнездившийся в месте слияния рек Змея и Клируотер, зажатый с севера и юга горами, так что казалось, будто город состоит из одной длинной улицы.
Вниз по течению Змеи плыли деревянные плоты, ниже их выловят из воды и используют для борьбы с ящерами. Казалось, время вернулось на поколение назад, все чаще и чаще части самолетов делали из дерева.
Но сейчас Йенса не волновала война с инопланетянами. Покорение ящерами всей Земли было кошмаром из дурного сна. Но если люди, которые готовятся остановить ящеров, причинили ему столько зла, как он должен себя чувствовать?
— Как в аду, — вслух проговорил Ларссен. И нажал на педали — Льюистон был уже рядом.
«Нужно съехать вниз», — так ему сказали; на расстоянии в десять миль между Льюистон-Хилл и самим Льюистоном местность понижалась на две тысячи футов, в среднем на четыре градуса. Средние значения могут оказаться обманчивыми — в некоторых местах уклон оказался гораздо более крутым. Спускаться вниз на велосипеде было приятно, но если бы ему пришлось возвращаться тем же путем, он брел бы пешком до самой вершины. От одной только мысли об этом у Йенса начинали болеть ноги.
В Льюистоне царила суета, какой он не видел с тех пор, как ушел из Денвера — или покинул Чикаго. По улицам шагали лесорубы и рабочие с лесопилок; далеко не весь добытый здесь лес отправлялся в Вашингтон. Большая часть дерева шла на одну из крупнейших в мире лесосушилок, расположенную в миле вниз по течению Клируотер. Судя по дыму, который поднимался из ее труб, она работала на полную мощность. Как бы ящеры ни старались, они не в состоянии уничтожить все заводы.
Абстрактно лесопилка представляла интерес, но Йенс не стал останавливаться, чтобы ее рассмотреть. Зато, подъехав к зданию ИМКА[18], он так резко затормозил, что чуть не врезался головой в руль. У входа стояло несколько велосипедов, рядом дежурил вооруженный пистолетом охранник. Ларссену уже приходилось наблюдать подобные картины в Денвере, да и в других местах. Более того, на улицах Льюистона часто попадались лошади.
Ларссен кивнул охраннику, оставил свой велосипед рядом с другими и, войдя в здание, спросил у сидящего за конторкой клерка:
— У вас есть горячая вода?
— Да, сэр, — ответил мужчина, которого не смутило неожиданное появление чумазого незнакомца с рюкзаком и винтовкой за плечами. Очевидно, здесь и не такое видали. — Горячий душ стоит два доллара. Если вы хотите побриться, то можете воспользоваться опасной бритвой, и, пожалуй, вам потребуются ножницы — еще пятьдесят центов. Если оставите у меня свои вещи, получите их обратно, когда расплатитесь.
Ларссен отдал ему винтовку «Спрингфилд».
— Спасибо, дружище. Бритва мне не понадобится; я привык к бороде.
— Многие мужчины так говорят, — кивнув, ответил клерк. — Если хотите, чтобы вашу одежду постирали, прачечная Чанга находится на противоположной стороне улицы, там знают свое дело.
— Я здесь проездом, боюсь, что не смогу задержаться, но все равно спасибо, — сказал Йенс. — Но горячий душ! Горячая сосиска!
И он направился в душевую.
Как и обещал клерк, вода в душе была горячей, даже обжигающей. А мыло, явно домашнего производства, мягкое, с большим количеством щелока и сильным запахом, справилось не только с грязью, но и содрало верхний слой кожи. Но когда Йенс выключил воду и вытерся полотенцем, его кожа вновь стала розовой, а не разных оттенков коричневого.
Надевать несвежую одежду на чистое тело не очень хотелось, и Йенс поморщился. Он так долго не мылся, что перестал замечать грязь. Может быть, все-таки имеет смысл заглянуть к Чангу. Он причесал волосы и, насвистывая, вернулся к конторке.
Отдав клерку два доллара, он получил обратно свои веши, Йенс проверил, все ли на месте в рюкзаке, и клерк обиженно отвернулся. Наверное, с ним уже сотни раз проделывали подобные штучки.
Йенс отдал десять центов охраннику, сел в седло и поехал к мосту через Змею, который вел в штат Вашингтон. В двух кварталах к западу от ИМКА, как и сказал клерк, располагалась прачечная Чанга, на
