Бандера вам знакомо?
— Украинский националист и коллаборационист? Да, он самый настоящий подонок.
Во время становления Советской власти после революции Украина недолго была свободна и не зависела от Москвы и Ленинграда. Бандера хотел вернуть те времена. Он принадлежал к числу украинцев, с радостью встретивших приход нацистов, которые через несколько месяцев посадили его в тюрьму.
«Предателей не любит никто», — подумала Людмила. — «Их можно использовать в случае необходимости, но не более того».
— Тут вы совершенно правы, — согласился с ней Шолуденко. — Когда явились ящеры, нацисты выпустили его на свободу. Он отплатил им за то, что они с ним сделали, но совсем не так, как хотелось бы нам.
Людмиле понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что имеет в виду Шолуденко.
— Он сотрудничает с ящерами?
— Да, и все его люди. — Шолуденко сплюнул на землю у себя под ногами, показывая, что он думает про Бандеру. — Они организовали Комитет освобождения Украины, который в последнее время доставляет партизанам массу неприятностей.
— Бедная наша Родина, — грустно проговорила Людмила. — Сначала нам пришлось иметь дело с предателями, которые с радостью приняли нацистских поработителей, не желая признать Советское правительство. А теперь бандеровцы сотрудничают с империалистскими захватчиками и воюют против Советского Союза и Германии. Если люди так ненавидят правительство, значит, с ним что-то не в порядке.
Как только Людмила произнесла эти слова, она сразу же пожалела о том, что они сорвались у нее с языка. Она в первый раз в жизни видела человека по имени Никифор Шолуденко. Да, он одет, как крестьянин, но где гарантии, что он не из НКВД, ведь у него в рюкзаке лежат снимки бандеровцев. А она в его присутствии осмелилась критиковать советское правительство.
Если бы сейчас был 1937 год, за свою неосторожность она наверняка заплатила бы жизнью. Даже в самые благополучные времена ей грозил бы открытый судебный процесс (или, как говорится, без суда и следствия…) и многолетнее заключение в одном из лагерей. Людмила подозревала, что они продолжали существовать и действовали весьма эффективно. Большинство из них находились далеко на севере, в местах, куда ящерам ни за что не добраться.
— А вы любите риск, верно? — пробормотал Шолуденко.
С бесконечным облегчением Людмила поняла, что ее мир останется в целости и сохранности, по крайней мере, пока.
— Да, пожалуй, — прошептала она, приняв решение в будущем следить за своим языком.
— Если говорить абстрактно, я могу с вами согласиться, — заявил Шолуденко. — То, как складываются обстоятельства… — Он развел руки в стороны.
Шолуденко давал Людмиле понять, что в случае, если им придется отвечать на исключительно неприятные вопросы, он будет все отрицать — иными словами, этого разговора не было.
— А могу я сказать кое-что… тоже с абстрактной точки зрения? — спросила она.
— Разумеется, — ответил Шолуденко. — Любому школьнику известно, что конституция 1936 года гарантирует всем гражданам Советского Союза свободу слова.
В его тоне Людмила не уловила и намека на иронию, однако, гипотетическая школьница, шагающая радом с ним, должна была иметь в виду, что тот, кто посчитает необходимым воспользоваться своим правом на свободу слова (или любым другим правом, гарантированным конституцией), напрашивается на серьезные неприятности.
Но Людмила почему-то сомневалась, что Шолуденко, несмотря на весь его цинизм, предаст ее после того, как позволил говорить.
Возможно, Людмила стала жертвой собственной наивности, но она уже и так сказала достаточно, и Шолуденко мог без проблем разрушить ее жизнь, если бы это входило в его намерения.
— Ужасно, что наше правительство заслужило ненависть такого огромного количества людей, — проговорила она. — У любого правящего класса есть враги, готовые его предать, но так много…
— Да, ужасно — правильное слово, — сказал Шолуденко. — Но ничего удивительного тут нет. — Он начал загибать пальцы, совсем как ученый или политрук. — Вот смотрите, товарищ пилот: сто лет назад в России царили феодальные порядки. И соответствующие средства производства. Даже когда произошла Великая Октябрьская Социалистическая Революция, капиталистические отношения были у нас развиты гораздо слабее, чем в Германии или Англии. Вы со мной согласны?
— Согласна, — сказала Людмила.
— Отлично. Подумайте, какое огромное значение имеет данный факт. Неожиданно произошла революция — в мире, который ее ненавидел, в мире, готовом ее растоптать при первой возможности. Вы еще слишком молоды, чтобы помнить, как на нас напали японцы, американцы и британцы, но вы наверняка учили историю в школе.
— Да, но…
Шолуденко поднял вверх палец.
— Дайте мне закончить, пожалуйста. Товарищ Сталин понимал, что нас уничтожат, если мы не сможем выпускать столько же товаров, сколько наши враги. Мы должны были убрать с нашего пути все, что мешало достижению великой цели. Вот почему мы заключили с гитлеровцами пакт: Советский Союз получил два мирных года, а Финляндия, Прибалтика, Польша и Румыния послужили для нас щитом, когда гитлеровские захватчики все-таки развязали войну.
Шит пал в первые недели наступления фашистской Германии. Многие народы аннексированных Советским Союзом территорий перешли на сторону Германии и выступили против СССР, что яснее любых слов доказывало, насколько их радовала необходимость подчиниться коммунистическому режиму.
Шолуденко говорил вполне разумные вещи. Без серьезного, безжалостного сопротивления революция рабочих и крестьян потерпела бы поражение от сил реакции, как во время Гражданской войны, так и от рук Германии.
— Несомненно, Советское государство имеет право и обязано выжить, — сказала Людмила, и Шолуденко кивнул, соглашаясь. Однако летчица продолжала: — Но разве государство правильно поступает, используя методы, которые вынуждают людей предпочесть жестоких фашистских захватчиков своим собственным согражданам?
Людмила еще не оправилась после крушения своего самолета, иначе она никогда не стала бы вести себя так глупо в присутствии человека, который мог оказаться офицером НКВД, даже учитывая, что говорили они «абстрактно». Она оглядела поля вокруг, никого. Если Шолуденко попытается ее арестовать… ну, в кобуре на поясе у нее есть пистолет. С товарищем Шолуденко произойдет несчастный случай. На войне всякое бывает. А его драгоценные снимки она доставит кому следует.
Если Шолуденко и собирался ее арестовать, вида он не подал.
— Вас можно поздравить, товарищ пилот, — сказал он. — Большинству такой вопрос никогда не пришел бы в голову. — Такой вопрос мало кто
— Конечно, — сердито сказала Людмила. — Исторический прогресс является результатом единства и борьбы противоположностей, в результате которой возникает антитеза, а борьба возобновляется.
— И еще раз примите мои поздравления — вы прошли прекрасную подготовку. На дороге исторического прогресса мы находимся в одном шаге от коммунизма. Вы сомневаетесь в том, что идеи Маркса будут претворены в жизнь уже нашими детьми, или, в самом крайнем случае, внуками?
— Не сомневаюсь… если нам удастся выстоять, — ответила Людмила.
— Вот именно, — так же сдержанно согласился с ней Шолуденко. — Я уверен, что, в конце концов, мы бы победили гитлеровцев. Ящеры — совсем другое дело. Ученые, занимающиеся законами коммунистической диалектики, все еще не могут решить, к какому классу их отнести. Товарищ Сталин не высказал своего мнения по данному вопросу — пока. Но мы сейчас говорим о другом — вы могли бы задать свой вопрос, даже если бы ящеры не прилетели на Землю, верно?
— Да, — согласилась Людмила, отчаянно жалея, что ввязалась в опасную дискуссию.
— Если мы расстанемся с надеждой на то, что наши потомки будут жить при коммунизме, — сказал
