— Верно. Вот почему роксоланцы ничего не знают об электричестве, не говоря уже об атомной энергии. И насколько можно утверждать, гипердрайв и антигравитация не имеют такого широкого спектра применения, как электромагнитные явления. Все, что они могут, — это перемещать предметы из одного места в другое, только очень быстро.
— На сегодня нам это не помешает, — сказала Хильда. Эббетс кивнул. На Земле теснилось почти девять миллиардов людей, половина из которых голодала. И тут неожиданно выясняется, что им есть куда деться, и есть на чем.
— Мне кажется, — произнес Эббетс, — что мы будем для тех, в космосе, страшным сюрпризом.
Хильде не понадобилось много времени, чтобы понять, к чему он клонит.
— Если это шутка, то не смешная. Со времен последних завоеваний минула сотня лет.
— Конечно, ведь они были слишком дороги и опасны. Но что могут противопоставить нам роксоланцы или им подобные? Ацтеки и инки были отважными воинами. И что, помогло это им устоять против испанцев?
— Надеюсь, за последние пятьсот лет мы поумнели, — сказала Хильда. Она не стала доедать сэндвич. Почему-то пропал аппетит.
— Рансиск! — воскликнул Тограм, когда в его комнату ввалился старый рулевой. Рансиск сильно похудел с тех пор, как они виделись в последний раз на борту несчастного «Неукротимого». На месте нескольких новых шрамов, которых Тограм не помнил, выросла белая шерсть.
Впрочем, выглядел он так же по-деловому отрешенно.
— Ты что, оказался тверже пуль, или земляне просто не стали тратить сил на то, чтобы убить тебя?
— Я склоняюсь к последнему, — горестно ответил Тог-рам. — С их огневой мощью что им один солдат? Я не знал, что ты тоже жив.
— Не по моей вине, клянусь. А вот Ольгрен… — его голос прервался. Нельзя хранить маску отрешенности вечно.
— Что ты здесь делаешь? — спросил капитан. — Не подумай, что я тебе не рад. Напротив, ты — первый роксоланец, которого я вижу с тех пор, как… — теперь настала его очередь замолчать.
— С тех пор, как мы приземлились. — Тограм благодарно кивнул. Рансиск продолжал: — Я видел нескольких наших. Мне кажется, они разрешают нам встречаться, чтобы подслушивать наши разговоры.
— Как им это удается? — удивился Тограм и тут же сам себе ответил: «Конечно, с помощью диктофонов, — ему пришлось использовать земное слово. — Ну ничего, с этим мы справимся».
Он перешел на ойяг, наиболее распространенный язык планеты, которую роксоланцы покорили пятьдесят лет назад.
— Что с нами будет, Рансиск?
— Там, на Роксолане, они должны бы уже сообразить, что у нас что-то не так, — отвечал на том же языке рулевой.
Это мало обнадежило Тограма.
— Так много возможностей потерять корабли, — грустно сказал он. — И если Верховный Главнокомандующий даже пошлет за нами флот, им повезет не больше, чем нам. У этих богами проклятых землян слишком много оружия, — он сделал паузу и как следует приложился к бутылке водки. От ароматизированных ликеров местного производства Тограма мутило, но водка пришлась ему по вкусу. — Как это так вышло, что у них есть все эти машины, а у нас или у других известных нам рас нет? Они, должно быть, чародеи, продавшие души демонам в обмен на знания.
Рансиск подергал носом.
— Я задавал одному из них такой вопрос. Он прочитал мне стихотворение какого-то землянина, не помню, как там его. О ком-то, стоявшем на распутье. В конце концов он выбрал менее наезженную дорогу. Это и есть ответ. Большинство рас открывает гипердрайв и начинает странствовать. Земляне не открыли гипердрайв, и их поиски пошли в другом направлении.
— Неужели? — Тограма передернуло при одном воспоминании о той короткой, но кошмарной схватке. — Ружья, стреляющие дюжиной пуль без перезарядки. Пушки, установленные на самодвижущихся бронированных телегах. Ракеты, которые сами находят цель… А ведь есть штуки и пострашнее, которых мы не видели, только слышали о них от землян: бомбы, каждая из которых может взорвать целый город.
— Не знаю, насколько этому можно верить, — сказал Рансиск.
— Я верю. Они сами пугаются, когда говорят об этом.
— Что ж, может быть. Но у них ведь есть не только оружие. Есть машины, позволяющие видеть и слышать на расстоянии, машины, которые за них считают, диктофоны и прочие штуки. И то, что они рассказывают о своей медицине: они знают, от чего начинаются болезни, и могут лечить и даже предотвращать их. И их сельское хозяйство — эта планета самая перенаселенная из всех, о которых я только слышал, но они сами себя прокармливают.
Тограм печально пошевелил ушами.
— Это несправедливо. И все из-за того, что у них не было гипердрайва.
— Теперь он у них есть, — напомнил Рансиск. — Скажи спасибо нам.
Роксоланцы с ужасом посмотрели друг на друга и разом произнесли одно и то же:
— ЧТО МЫ НАДЕЛАЛИ?
От автора.
Вот уже второй раз я использую идеи, появляющиеся на заднем плане в других моих рассказах. Рассказ «Невмешательство» (Дель Рей, 1983) вырос из кусочка антуража так и ненапечатанного рассказа. Вот и в «Хербиг-Харо» — первом рассказе, проданном мною Стену Шмидту в «Аналог», — маленькая деталь показалась мне достойной того, чтобы разрастись в отдельную историю. Результатом стали «Дороги, которые мы НЕ выбираем» — классический сюжет о первом контакте, хоть и в не совсем обычном ракурсе.
Хорошая погода[3]
Как говорит сам автор, идея этого рассказа пришла к нему в машине, когда он слушал прогноз погоды: что, если эти меняющие друг друга цифры были бы не градусами, а годами?
Добро пожаловать в мир, где поворачивая ручку кондиционера, ты меняешь не температуру в комнате, а год, в котором ты живёшь…
Том Крауэлл заходит на кухоньку своей квартиры и вынимает из холодильника банку «Будвайзера». В целях экономии кондиционер в квартире настроен на середину семидесятых. Том выдергивает кольцо на крышке и выбрасывает его в помойное ведро. Табуретка недовольно кряхкает, когда он плюхается на нее — даже для середины семидесятых она не слишком новая.
Как всегда, главной новостью по ТВ остается погода. Особенно в других районах страны: «Фронт старины, надвигающийся со стороны Канады, продолжает захватывать северные штаты, результатом чего стали многочисленные перебои в связи. Власти делают все, что в их силах, чтобы противостоять этому, но проблема слишком сложна, чтобы справиться с ней при помощи портативных генераторов. Этот киносюжет, один из немногих имеющихся в нашем распоряжении, получен из Милуоки».
Лицо диктора исчезает с экрана, и на его месте появляется нерезкое, зернистое черно-белое изображение. Улицы обсажены деревьями, конные экипажи и угловатые драндулеты теснят друг друга. Все
