случаях аутизма больной погружен в себя, и, практически, ни с кем не вступает в контакт. На осторожный вопрос профессора относительно прогноза доктор Фрейд так же осторожно отметил, что, прежде всего пациентку следует привести в надлежащее физическое состояние, а потом так же осторожно добавил, что, возможно, могло бы помочь сильное нервное потрясение, аналогичное тому, которое привело к болезни. Однако благоприятного исхода в этом случае может и не быть.
Через три месяца, благодаря усилиям врачей и массажиста девочка уже много гуляла по примыкающему к клинике саду в сопровождении сиделки, которая, следуя инструкциям профессора, не отступала от нее ни на шаг. Однако прогресса в ее психическом состоянии почти не наблюдалось. Торвальдсен перевез ее в свой загородный дом на Лонг-Айленде. Для себя он уже решил, что она будет его приемной дочерью, что бы ни случилось с ней впоследствии.
В один из жарких августовских дней восемнадцатого года во время прогулки сиделка вдруг почувствовала себя очень плохо. Она успела довести девочку до дома и прямо в вестибюле потеряла сознание. В наступившей суматохе никто из прислуги не заметил, что девочка отправилась бродить по дому. Нечаянно она попала в кабинет доктора Торвальдсена, где ее и нашли час спустя в полубессознательном лихорадочном состоянии лежащей на полу и сжимающей в руках скомканную газету, которую доктор имел обыкновение прочитывать, вернувшись из больницы. На первой странице газеты была помещена фотография одного из самых больших трансатлантических судов – «Королевы Элизабет», фотографии известных людей, плывших на ней, и кричащий заголовок, напечатанный огромными буквами, извещал о том, что судно два дня назад торпедировала германская подлодка, но большую часть пассажиров и экипажа удалось спасти. Сочли, что это сообщение и послужило причиной инцидента с подопечной профессора. Никто не обратил внимания, что ниже в одной из небольших заметок сообщалось, что в далекой России вместе с женой и всеми детьми, был расстрелян последний русский царь, Николай Второй.
Уже к вечеру девочка пришла в себя, и Торвальдсен, вернувшийся к тому времени домой, к неописуемой своей радости заметил, что она улыбается ему и пытается что-то сказать. Наклонившись к ней, он с трудом расслышал обращенный к нему вопрос на английском, – Кто я?
– Я не знаю, мы нашли тебя в море, на тебе был спасательный жилет, поблизости никого больше не было. Ты помнишь, откуда ты плыла?
– Нет.
– Может, ты помнишь, как тебя зовут?
– …Асти… мне кажется, что меня зовут Асти, – с некоторой заминкой ответила девочка.
Профессор готов был поклясться, что она сказала неправду, и на самом деле ее зовут не так, и она сама придумала это имя, но промолчал. Больше о своем прошлом Асти ничего не помнила или не хотела вспоминать, как думал иногда про себя профессор. Несмотря на вроде бы имеющуюся частичную амнезию, она великолепно говорила по-немецки и по-французски, чуть хуже по-английски, но последнее было быстро наверстано. Так у доктора Торвальдсена появилась дочь – Асти Торвальдсен. Через два года она вышла замуж за одного из ассистентов профессора, и сейчас, в конце двадцатого века, являлась главой большого американского семейства, включавшего уже и ее правнуков.
Торвальдсен после смерти оставил ей целую медицинскую империю, состоящую из клиники, фармацевтического производства и сети аптек в крупнейших городах страны. Асти предоставила распоряжаться всем этим сначала мужу, а потом сыну, которые упорным трудом создали за эти годы один из крупнейших фармакологических концернов. Сама же она занималась благотворительной деятельностью, основав фонд, помогавший начинающим актерам и художникам.
Дети, внуки и правнуки, каждый по-своему, любили ее. И она, по мере сил, которых, к сожалению, в последнее время становилось все меньше и меньше, отвечала им ровным и постоянным вниманием и заботой. Каждый из них в свое время находил место в семейной империи и вносил свой вклад в благосостояние семейства. Асти часто сравнивала их с цветами на альпийской горке, у каждого свое строго отведенное место, каждый по отдельности, может быть, не так уж и хорош, но все вместе они образуют замечательный цветник. Но было одно исключение на фоне всеобщей благостности, внук Билли – этакий чертополох, выросший вдруг на унавоженной семейным капиталом клумбе. Его с детства интересовала только математика. После школы он без труда получил стипендию и поступил, вопреки уговорам глав семейного клана, в знаменитый Калтех – Калифорнийский технологический институт, находившийся на противоположном конце страны. Отец пригрозил оставить его без какой-либо материальной помощи, что и сделал вскоре, но на Билли это не подействовало. Однако институт он не закончил, так как будучи на третьем курсе организовал компьютерную фирму и вместо учебы целиком погрузился в ее дела. К началу девяностых эта фирма по доходам уже не уступала фармацевтическому бизнесу семьи, а портреты Билли не сходили со страниц печатных изданий и экранов телевизоров. Асти так и не поняла, почему компьютеры стали вдруг так сильно нужны людям, если раньше спокойно обходились без них. Она считала их усовершенствованной пишущей машинкой, да еще детской игрушкой, но очень гордилась успехами внука. Кроме того, их объединяла общая тайна, которую она так и не решилась открыть никому, кроме него. Как-то раз, когда ему было пять лет, и его отец с семьей летом приехал к Асти на week-end, Билли изрядно расшалился перед сном, и она сама укладывала его спать. Он попросил бабушку рассказать что-нибудь интересное, пообещав после этого немедленно уснуть. И она рассказала ему историю про принцессу, долго-долго ждавшую свой первый бал. Когда ей было семь лет, один музыкант написал и подарил ей вальс, который должен был исполняться только для нее на балу в честь шестнадцатилетия принцессы, а мама-королева тогда же пообещала разрешить ей одеть свои самые красивые драгоценности в этот день. Но еще до наступления этой даты королевство захватила темная сила, одной только принцессе удалось бежать, да и то она чуть не утонула вместе с пароходом. Билли, неоднократно слышавший историю чудесного спасения бабушки, тут же сделал вывод, что бабушка и есть та самая принцесса, но она сказала, что это страшный секрет, и Билли торжественно поклялся, положив руку на Библию, что никому об этом не расскажет. Так вот и возникла объединившая их тайна.
Ей самой иногда уже начинало казаться, что она придумала эту историю во время болезни или после того, как увидела ту газету, которая так помогла ей в начале ее жизни. Уже много лет спустя, она заказала в библиотеке конгресса копию этого номера «The New York Times» и, оставаясь одна, часто ее перечитывала, как бы пытаясь опять почувствовать то время и те ощущения, чтобы самой утвердиться в том, что та жизнь в России – это реальность, а не плод больного воображения.
