– Ага, – кивнул паж, делая вид, что понял. Читая сказки, он полагал это изящным поэтическим оборотом, не имеющим прямого отношения к действительности. И уж во всяком случае, не видел прямой связи между страданиями Марии-Анны, нашествием мерзких старух и арабскими кобылами. Хоть весь жемчуг мира насквозь просверли!
Менестрель внимательно посмотрел на него:
– Эх, ты! Одно слово: тюха…
Плач в окне продолжался.
– Сам ты плашка! – вдруг закричал Тюха, готовый наброситься на безвинного Агафона с кулаками. – Сам ты кобыла! Мерин!
Агафон не обиделся.
– Я не мерин, – буркнул он. – Я менестрель. Мерин был с патентом…
Ночью Тюха сидел у пруда. Никому до пажа не было дела, замок спал, и равнодушная луна, похожая на ненавистную рожу лекаря, лоснилась в небе. Лягушки квакали тихонько, плаксиво, будто обиженные дети. В распахнутом окне Марии-Анны шевелились занавески. Туча, подозрительно смахивающая на дракона, ползла с запада.
– Полуночничаем?
– Ага…
С запоздалым испугом Тюха взлетел на ноги, кланяясь:
– Ваше Величество!
– Сиди, сиди… Я так, погулять вышел.
Серджио Романтик присел на камень. Поморщился от сырости. Ладонью провел по лысине, от лба к затылку. Король выглядел больным и усталым.
– Что ты думаешь о бароне Ле Нэш? – неожиданно спросил он.
Тюха пожал плечами. Он не был знаком с бароном.
– Правильно. Тупой мужлан. Ушиблен шестопером при осаде Барвихи. Но честолюбец. За лишний вензель в гербе мать родную продаст. А как тебе барон фон Кайзеринг?
Тюха еще раз пожал плечами.
– И это верно. Двух жен в могилу свел, скряга. Сына голодом уморил. По вечерам спускается в подвал со свечой: к заветным сундукам. За хорошее приданое жабу в дом возьмет. Жаба не жаба, а подумать стоит… Подумаем?
«Ага», – кивнул Тюха, не зная, о чем он должен думать вместе с королем.
– Эгмон Бастард, граф д’Эмуле? Идиот. Надутый пузырь. Мечтает о наследнике хороших кровей. Если правильно повести разговор… Маркиз Пьерли? Новодел, из купцов. Любит рыцарские романы с продолжениями. Может клюнуть. Что ж, будем пробовать. Хорошая мина при плохой игре. Турнир, что ли, устроить? Для видимости? Ладно, поздно уже. Спокойной ночи, молодой человек.
Когда с тобой разговаривают как с вещью, слегка обидно.
– Спокойной ночи, Ваше Величество…
Наутро Тюха узнал, что Серджио Романтик отправил пять гонцов – к двум баронам, одному графу, одному маркизу и какому-то виконту, о котором ночью разговора не шло. С предложением взять в жены принцессу Марию-Анну. Срочно. Торг уместен.
Спустя неделю пятерка претендентов зарегистрировалась у нотариуса в качестве потенциальных участников турнира. Виконт оказался двоеженцем и из списка выпал. Зато добавился престарелый сэр Мельхиор, с недавних пор – Мельхиор Драконоборец. Старец забыл, зачем люди женятся, и хотел вспомнить заново.
Турнир назначили в конце месяца.
За день до турнира Тюха сбежал из замка. Псарь Гервасий и верная Муми Тролль отправились проводить друга до излучины Бурблюхи, откуда Арчибальд Тюхпен, бывший паж принцессы Марии-Анны, собирался отплыть в дальние страны.
Навеки.
Турнир, да еще за руку принцессы, проводился в королевстве впервые. Разумеется, столь знаменательное событие требовалось запечатлеть в веках. В назидание потомкам. И для формирования должного фольклора. Поэтому Серджио Романтик озаботился присутствием на турнире летописца. Летописец нашелся и присутствовал. С его ролью за отдельный гонорар вполне успешно справлялся Агафон Красавец: склонность менестреля к гиперболам, метафорам и образному восприятию действительности пришлась как нельзя кстати. Ибо качества сии жизненно необходимы всяческому летописцу, уважающему себя за достоверность и скупое изложение фактов.
Женихов, как и намечалось, съехалось пятеро. Добрались все без приключений, ибо жили неподалеку, а сэр Мельхиор вообще был местным. Правда, барон Ле Нэш успел по дороге пропить (сказал, будто потерял!) шлем-бургиньон и сверкал на солнце потной лысиной. А у графа д’Эмуле лошадь охромела. На левую заднюю ногу. Теперь граф вместе с бароном фон Кайзерингом, в целях экономии приехавшим на попутной телеге, настаивали на проведении пешего, а не конного турнира. С пехотой яростно пререкался сэр Мельхиор, поборник традиций, которые в отличие от всего остального помнил дословно. Доспех старца, плохо отрихтованный кузнецом, скрежетал в особо спорных местах. Маркиз же Пьерли чистосердечно предлагал вместо турнира сыграть на принцессу в «пьяный джокер».
Ну не рубить же друг друга всерьез, господа, в самом-то деле?!
Идея «джокера» нашла поддержку в массах женихов, но тут опять воспротивился воинственный сэр Мельхиор, забывший правила игры. Скрипящего старца внезапно поддержал барон Ле Нэш, тайком одолжив шлем у короля Серджио. Видать, припомнил фон Кайзерингу старую закладную на свое имение и теперь рассчитывал закрыть долг славным ударом меча.
Под ристалище отвели Кузькин Луг, согнав по такому случаю пасшихся там коз – к большому неудовольствию последних. Силами женщин очистив арену от благоухающих катышков, луг огородили кольями с натянутой веревкой. На веревке позванивали овечьи бубенцы и коровьи колокольчики. В качестве флажков мотылялось разнообразное тряпье с гербами и без. Трибун решили не возводить, иначе у Марии- Анны был шанс состариться в девицах. Народ толпился за огорожей, вытягивая шеи, громко обмениваясь сплетнями, лузгая семечки и стараясь не очень часто плевать шелуху на арену.
– Слыхали? Принцесса по ночам драконкой обертается!
– К гаду своему летает. Всю ночь тешатся, а наутро…
– К гаду – далеко. За ночь не управишься.
– Мужиков она ворует, какие покрепче! И какие поближе…
– Ой, божечки! А я думаю, чего это мой Панкрат на рассвете приползает?! Мочало мочалом, хоть на кол вешай…
– Тю на тебя! В корчме твой Панкрат всю ночь воюет!
– А чё, я б тоже… всю то есть ночь…
– Гляньте на кочета! Топтун курий!
– Курвий!
– Выискался, блоха некованая! Да тебя драконка в два счета заездит…
– Сам блоха! Я насчет корчмы…
Кузькин Луг трещал от наплыва зевак. Вражинцы едва ли не всем селом, малокатахрезцы с чадами и домочадцами, замковая челядь со товарищи, лесник-бобыль в компании браконьеров, иначе вольных стрелков; бродячий флейтист, притащивший с собой кучу малолетних беспризорников, и даже четверка иностранных шевалье проездом.