Элизабет смотрела на меня, слегка ошеломленная и весьма обеспокоенная.
– Вы знали человека по имени Анри Бернар – эксперта по искусству?
Я нахмурился, будто стараясь вспомнить, и посмотрел на Элизабет.
– Думаю, да. Француз, не так ли? Думаю, разок встречались.
– Он мертв.
– Да, кажется я читал где-то. Самоубийство?
– В ту ночь, когда вы были здесь, – очень твердо и многозначительно произнес он.
– Когда это произошло?
Он вздохнул.
– Давай, приятель, продолжай. Я его не убивал. На кой черт мне это было?
– Его ограбили.
– И?
– Мы полагаем, у него украли очень ценную картину.
Я изумленно уставился на него. Я никогда об этом не думал. То есть, я знал, что никакой картины не украли – но откуда они вообще могут знать о ее существовании? Хотя все выглядит достаточно логично: там был Анри, эксперт по искусству, с моим чемоданом размером с картину, и с небольшим количеством одежды, чтобы его заполнить – ну почему не сделать вывод, что кто-то украл у него картину? А вся моя проклятая хитрость – стащить его деньги – оказалась пустой тратой времени, и только. Они вероятно считали, что вор сделал это по той же причине, что была у меня: чтобы отвести подозрение от связи с искусством.
– Я картин не краду, – сказал я неуверенно.
Элизабет спросила ясным, бодрым голосом:
– О какой картине мы говорим?
– Мы пока не знаем, – хмуро процедил Линдеман.
– Разве у вас нет заявления о пропаже?
– Мы это проверяем.
– Ценные картины не пропадают так, чтобы кто-нибудь этого не заметил. И она не могла принадлежать Бернару, я его тоже немного знала – у него никогда не было таких денег. У экспертов – искусствоведов их никогда нет. Она, должно быть, принадлежала клиенту. Так, а на кого он работал?
– Мы не знаем.
– Боже мой, вы многого не знаете. Могу поспорить, там вообще не было картины.
– Фроляйн, мы должны проверить каждую возможность.
– Это как раз то, чего вы не делаете. Вы рассматриваете только одну возможность: что у него была картина, ее украли, и любой, кто хоть как-то связан с искусством и был здесь в ту ночь – преступник. Вы действительно детектив?
Он покраснел и напрягся, твердо держа стакан с пивом перед собой, как шпагу при салюте.
– Фроляйн, я требую, чтобы вы не говорили со мной подобным тоном.
Должно быть, пришло время вмешаться мне и осадить его.
– Так ведь это вы начали. Сидите здесь, обвиняя меня в убийстве, краже и еще Бог знает в чем. Считаете, мне это нравится?
– Я не обвиняю!
– Да вы дурака из меня делаете.
Он отхлебнул пива. А потом, когда голос снова стал ему повиноваться, заговорил:
– Вы возите контрабандой картины?
– Я торгую антиквариатом.
– Но тем не менее провозите и незаконный груз?
Я пожал плечами.
– Все возят контрабанду.
Конечно, он вышел на меня через таможню.
– Но вы делаете это постоянно, за деньги, – настаивал он.
– Ну и что? Я не нарушаю никаких швейцарских законов.
Разве только иногда провожу пистолеты калибра.22, или скрываю некоторые улики и умышленно направляю криминальную полицию по ложному следу…
– Итак, вы это делаете! – торжествующе воскликнул он.
– Не надо менять чужие законы. Что вы думаете насчет всего золота, что хранится в Швейцарии? Все оно добывается на золотых приисках вашей страны? Да половина этих сокровищ привезена нелегально – по другим законам. Вы собираетесь трясти всех контрабандистов золота? Черта с два вам это кто-нибудь позволит. Швейцария делает на этом хорошие деньги. Точно также извлекается прибыль и из искусства. Не
